— Возможно, потому, что отвязалась от экипажа, в котором ехала моя жена. — Маркус бросил на Томпсона еще один взгляд и поднял конверт: — Все здесь. Даже ее извинения за то, что она заставила всех волноваться. Пустите слух о том, что произошла ошибка и теперь все в порядке. — Голос его сделался очень жестким. — В порядке. Просто отлично.

Томпсон поклонился:

— Хорошо, сэр. Я прослежу за этим.

Закрывшись в кабинете, Маркус сорвал сюртук и галстук. Он не сводил взгляда с конверта, лежавшего посередине большого письменного стола. Ему не обязательно было его вскрывать, чтобы узнать, что внутри. С той минуты, когда он узнал, что лошадь Изабел вернулась без нее, он отчасти приготовился к тому, что получит письмо о выкупе. Да, бывают несчастные случаи, но его жена — искусная наездница, к тому же кобыла, на которой она ехала, не отличается буйным нравом. Он с самого начала не верил, что Изабел упала с лошади, и когда поиск ничего не дал, он с трудом сдержал панику, которая грозила захлестнуть его. Следы, которые они с Эллардом нашли, только подтвердили его подозрения: Изабел исчезла не случайно, и не случайно ему именно сегодня привезли этот загадочный конверт.

Маркус плеснул бренди в бокал и сел за стол. Он рассматривал конверт так, будто перед ним лежала смертельно опасная гадюка. Все, что ему нужно сделать, — это вскрыть его и подтвердить свои самые большие страхи.

Он потягивал бренди, глядя на плоский конверт, что лежал перед ним, и старался привести мысли в порядок, предусмотреть все ходы и выходы. Но искушение положить конец всем домыслам победило, и он с проклятием на устах поставил бокал на стол и схватил конверт, одним яростным движением разорвал его…

Внутри лежал единственный листок бумаги, и по мере того как Маркус читал скупые слова, его пробирал озноб. Боже правый, только не это!

С жестким, суровым лицом он скомкал записку в руке и пулей вылетел из кабинета. Не замечая ничего на своем пути, он помчался к конюшням, едва не сбив с ног не ко времени подвернувшегося Уорли.

Добежав до двери кабинета в конюшнях, он распахнул ее и с диким видом огляделся. На одной из стен на крючке он увидел предмет поисков, аккуратно повешенный туда кем-то из подручных конюха. В четыре шага Маркус оказался там — и сдернул с крючка шинель Уитли.

«Я должен был знать, — рычал про себя Маркус. Он положил шинель на стол. — Мы же догадывались, что этот ублюдок носит меморандум с собой. Я знал, что он должен держать ее где-то поблизости, но ни разу не подумал о шинели. Я вел себя как идиот, а мне надо было только получше пораскинуть мозгами, когда я услышал о взломе и других событиях…»

Сумерки сгущались, и Маркусу потребовался свет. Он зажег пару свечей и поставил их на стол по обе стороны от шинели. Заставляя себя действовать спокойно, он в неверном свете свечей принялся тщательно осматривать и ощупывать тонкое шерстяное сукно. Это заняло несколько минут, но наконец его пальцы нащупали место, которое ощущалось не так. Уитли придумал гениальный тайник, который невозможно обнаружить, Маркус отдал должное его сообразительности. Если бы он не знал наверняка, что меморандум спрятан в шинели, он ни за что не нашел бы его. Но, ощупывая обшивку лацканов, он заметил, что с одной стороны она чуть толще и жестче, чем с другой, — и отыскал меморандум.

Он осторожно распорол виртуозно заделанный шов ножом, и дыхание его участилось: его пальцы коснулись тонкого цилиндра из промасленной ткани. Он вытащил его, поднес к свечам и почти с благоговением вскрыл. Внутри он нашел несколько туго скрученных листов бумаги. И, только прочитав их содержание, он осознал в полной мере, насколько губительным для британских войск оказался бы этот документ, если бы попал в руки французов.

Сурово, стиснув зубы, взирал Маркус на меморандум. В записке шантажиста не было ни слова о меморандуме, но он требовал выдать ему шинель Уитли в обмен на Изабел, и Маркус сразу же понял, что ему на самом деле нужно. Он клял себя на чем свет стоит за то, что вещь, за которой они охотились много дней, все это время провисела у него в кабинете.

Не сводя взгляда с бумаг, которые он держал в руке, Маркус опустился в кресло у стола. Ужас и отчаяние разрывали его на куски. Разве мог он не спасти женщину, которую любит больше жизни? Но сколько жизней окажется загублено, если он передаст этот документ ее похитителям? Разве он не станет предателем, выдав им то, что они требуют? Сердце его сжималось, сжигаемое невыносимой мукой. Он не мог представить жизни без Изабел, не мог представить, что позволит ей умереть, в то время как в его руках — ключ к ее спасению… Но разве сможет он жить, зная, что ее спасение стоило жизни многим добрым англичанам?

Он глубоко вздохнул. Да, он слышал, что план Уэлсли можно переработать, разве не станет тогда этот меморандум бесполезным для французов? И он с чистой совестью может передать его похитителям Изабел и получить ее живой и здоровой? Он задумался об этом всего на мгновение. Нет, все не так просто.

Маркус не был военным тактиком, но он понимал, что высадка британских войск в Португалии жизненно важна для Англии и ее союзников. Да, можно использовать другие порты, другие локации, но от документа, который он держит в руках, зависит, будет ли реализован план, который разрабатывали много недель и месяцев. План, который позволит нанести по Наполеону сокрушительный удар. Если план придется менять, сложно предположить, сколько еще трудностей нужно будет преодолеть и сколько в конечном счете погибнет людей.

Маркус застонал и спрятал лицо в ладонях. Выбор прост — предать жену или предать страну.

Маркус на несколько минут окунулся в черную тоску и отчаяние перед этим ужасным выбором, но потом вдруг выпрямился и, прищурившись, взглянул на меморандум. Он долго рассматривал его, теребил пальцами края. В голову ему пришла дерзкая идея. Он быстро скатал листы и сунул в пенал из промасленной ткани, а потом — в шинель.

Маркус задул свечи и с шинелью, небрежно переброшенной через плечо, вышел из кабинета и направился к дому. Времени у него в обрез. Встреча назначена на полночь, а ему предстоит много кропотливой работы.

«Я сыграю с ублюдками по их правилам! И я верну жену!» — яростно думал он.

Погруженный в свои мысли, Маркус не замечал, что творилось вокруг, и мысль о том, что кто-то может за ним наблюдать, даже не пришла ему в голову. Но даже если бы и пришла, он вряд ли заметил бы наблюдающего, который прятался за кустами и деревьями, разбросанными тут и там. Маркус шагал по широкой дорожке, которая вела к главному зданию, и соглядатай не отставал от него ни на шаг, скользил невидимой тенью. Когда Маркус вошел в двери, соглядатай обогнул дом, твердо вознамерившись не упустить следа шинели. Он подумал, не напасть ли на Маркуса сразу, чтобы забрать шинель поскорее, однако, оценив его крепкое сложение, решил отдать должное благоразумию.

Маркус сразу же направился в кабинет и запер за собой дверь. Томпсон уже позаботился о том, чтобы в камине горел огонь, а по обе стороны от него — свечи в канделябрах, так что в комнате не было темно, но Маркус зажег еще несколько свечей на письменном столе. Он положил шинель и вытащил из потайного места меморандум, тщательно осмотрел его еще раз. Первое впечатление подтвердилось. Бумага ничем не отличалась от обычной, и он поспорил бы на мешок золота, что в ящике его стола найдется несколько листов похожего качества. Бумага являлась для него главным препятствием. Убедившись, что план сработает, он сел за стол и, обшарив ящики, нашел именно то, что искал: несколько листов почти такой же бумаги, как та, на которой был написан план Уэлсли по вторжению в Португалию. Проверив перо и чернильницу, он приступил к кропотливой работе — принялся переписывать меморандум слово в слово, за исключением географических названий, дат, числа кораблей и войск — тут он вставлял, что Бог на душу положит. В его плане было, правда, одно уязвимое место, и Маркус думал о нем с содроганием. Если шантажировал его Уитли и встречаться, чтобы обменять меморандум на Изабел, ему придется именно с Уитли, то весьма вероятно, что тот знает содержание меморандума и распознает фальшивку. Но Маркус делал отчаянно рискованную ставку на то, что Уитли никак не связан с похищением Изабел, а реальный похититель и понятия не имеет о том, что написано в подлинном документе.