«А вы чего ждете? – Фридрих обернулся к охранникам, которых про себя я называла кусками мяса. – Начинайте сами. За это вам платят деньги».

«Давай, шевели мослами», – кусок мяса, стоявший справа, держал улику – черную тряпочную сумку.

Его напарник, стоявший слева, буркнул: «Топай, топай».

Втянув голову в плечи, зверок шел к дверям.

Звери, начавшие сами, двинулись след в след. В их глазах ничего не проступало: ни злобы, ни возмущения. Ничего личного. Просто цепь питания. В которой зверь стоит над зверком.

Два портрета, висевшие на Стене Классической Русской Литературы, смотрели вслед звериной процессии…

Я возвращаюсь в свое настоящее. К своим собеседникам. Теперь они снова похожи на пастырей: католического и православного. Дополняют друг друга, как два построчных перевода.

– В нашем Ордене нет подобных нелепостей. Никакого разорванного времени. Для нас – все едино.

– Ага, – его визави кивает. – Наше прошлое смыкается с нашим будущим через наше же настоящее…

Затаившись в родительском капище, я сижу смирно. Интересно, кто из них двоих – подделка? И с чего я взяла, будто Кролик с ними сотрудничал ? А все они, наши чертовы фобии. Наш вечный советский винтаж… Я прислушиваюсь. Конечно, мне это только кажется: в прихожей шелестят голоса. Как листки, вложенные в новые папки. В них нет и не может быть ни нашего опыта, ни наших обглоданных цитат. Наши дети начинают с нуля. Так, словно до них ничего не было.

– Ой, да она, наверно, легла, – Александра щебечет шепотом. – Да, да. Передам. Конечно. Давай. Ну, пока.

Дверной замок щелкает.

– Не спишь? – дочь заглядывает в комнату. Усаживается на маленький диванчик, на котором спала в детстве. – А знаешь, что он еще сказал? Тетя Яна тоже скучает. Витька говорит… Сам слышал. Иногда она с тобой разговаривает, – дочь смотрит победно. – Вслух.

Я отвожу глаза, стараясь не встретиться взглядом с портретами. Как будто меня уличили в чем-то постыдном. В том, что следует скрывать.

– Если тетя Яна… – мне трудно произнести это вслух. – Может, ты и права. Пятнадцать лет. Действительно, много времени. В общем, если она не против, я тоже…

Дочь обрывает меня восторженным дикарским выкриком: йес !

* * *

В проверочном диктанте мой новый ученик допустил одну-единственную ошибку. Надо признать, меня это удивило: текст, извлеченный из загашника , был составлен не столько на правила, сколько на исключения.

– Ну что ж… Для будущего абитуриента нефилологического вуза – очень впечатляющий результат.

На его месте любой другой бы обрадовался. Но Иван пожал плечами. Я почувствовала укол раздражения. Как тогда, на лестнице, когда он разглядывал меня с любопытством.

– Попробуем демонстрационные варианты? – я отложила красную ручку. – Начинайте с самого первого. Подряд.

Возможно, мне достался случай так называемой врожденной грамотности. При письме такие дети не допускают ошибок, но обычно не знают правил. Полагают, что им эти заморочки ни к чему.

Вариант 1. Часть 1.

А1, А2, А3…

Он отвечал быстро и собранно. Не раздумывая, не дожидаясь моей реакции. Как будто меня здесь не было.

Его лицо оставалось спокойным, словно ему не было дела до того, что игра, в которую он меня втянул, заканчивалась с разгромным счетом. Уж себе-то я могла признаться: в глубине души я чувствовала растерянность, как будто согласилась на роль, не зная слов.

В дверь постучали прежде, чем я решилась признать свое поражение.

– Да, – Иван откликнулся недовольно.

– Простите… – она вошла в комнату. – Может быть, вы… чашечку кофе… – остановилась на пороге. В руках – полный поднос: сахарница, молочник, тонкая кофейная чашка. Смотрела на меня, улыбаясь оплывающими губами.

Прежде чем отвернуться, ее сын дернул плечом.

– А я ведь… – пристраивая поднос, она действовала с преувеличенной осторожностью. – Мы с вами – коллеги. Я тоже преподавала в школе. А потом… потом родился Ванечка. Но я… Я помню. И правила, и сочинения. Предлагала: давай позанимаемся. Но мой сын… он выбрал вас.

Последние слова эта женщина произнесла с болью.

Рука ее сына рисует замысловатые каракули – овалы, замкнутые фигурными скобками. Дожидаясь, пока она уйдет, он расчерчивает их мелкими клетками. Откладывает лист, на котором не осталось живого места.

– Ты. Нам. Мешаешь, – голос Ивана звучит глухо.

– Я? – она улыбается беспомощно. – Ухожу… ухожу… ухожу.

Я наливаю себе кофе. В игре, которую он затеял, я – на ее стороне. Потому что мы – коллеги. Потому что она преподавала в школе. Потому что меня не обманешь: книги, стоящие на его стеллажах, пришли из той жизни . Я оборачиваюсь к старым обложкам:

– У вас прекрасная библиотека. Надо полагать, ее собирала ваша мама?..

Остывающий кофе почти не пахнет. Знак вопроса я поставила машинально. Мне не нужен его ответ. Меня не собьешь механическими рисунками. Эка невидаль: обычный подростковый невроз. К тому же его овалы не похожи на мои лилии. Ничего общего.

– Ну что ж… – я разглаживаю на сгибе, откладываю в сторону – сборник экзаменационных упражнений. Обложкой вверх. – Диктант вы написали блестяще. Правила знаете. Вам не нужен репетитор. Хотелось бы узнать – зачем? Зачем вы меня пригласили?

– Я… – он прислушивается. Его мать идет по коридору: я слышу стук ее каблучков. – Потом. – Каблучки замирают под дверью. – По литературе? – Иван переспрашивает громко, как будто отвечает на мой вопрос. – По литературе мы проходим Гоголя. Мертвые души .

– Для русской литературы… – Почему я ему подыгрываю? – «Мертвые души» – важнейшая тема. На следующем уроке мы обязательно к ней вернемся. – Никакого следующего не будет… Я не позволю себя использовать. – Урок окончен.

Тук-тук-тук.

Каблучки затихают в глубине коридора.

Я складываю вещи.

Иван провожает меня. Стоит в прихожей. Ждет, пока я оденусь. В квартире, которую я тороплюсь покинуть, стоит ватная тишина.

– Нет, – он возится с неподатливыми замками.

Я поднимаю недоуменный взгляд.

– Про книги. Вы спрашивали про книги. Это – не она.

Вдоль тротуаров хохлятся горбатые иномарки. За ночь их накрыло сугробами. Я иду, оскользая на снежной наледи. «Тоже мне! Тайны Мадридского двора… Только этого не хватало… С чего он взял, будто я стану его союзницей?..»

Женщина, идущая мне навстречу, неловко взмахивает руками. Я отступаю в сторону. На этой тропке двоим не разойтись.

«Ну, выпила… Мало ли… – я подбираю объяснение. – Например, встретилась с подругой. Давно не виделись. Посидели в кафе…»

– Как мы с тобой? – Моя подруга тут как тут. – Ну, и куда двинемся?

Ничего удивительного. Ее сын слышал своими ушами: иногда она со мной разговаривает.