— Нинка! Приходил Глеб! Ты слышишь? Он приходил сюда, искал тебя!

— Ну и что? — произнесла Нина, доставая из сумочки фотографии.

— Как — что! Это же Глеб был!

— Я с ним еще вчера виделась, — пожала плечами Нина.

— Да?! — вытаращилась Долли. — Вчера? И он не убил тебя?

— Как видишь, я жива. Не только не убил, но почти сделал предложение.

— Усыпляет бдительность, — недобро сощурилась Долли. — Я, мол, к тебе всею душою и телом, а потом выберет момент и грохнет тебя. Не верь ему, Нинка.

— Я и не верю. Кстати, чего он хотел?

— Пригласить тебя домой на сегодняшнее рандеву с предками. Не ходи. А, еще про сына спрашивал. Сказал, что у тебя есть сын. Нин, у меня челюсть отпала…

— Что ты ответила? — испугалась она.

— Ничего. А что надо было ответить?

— Правильно сделала. Потому что у меня есть сын.

У Долли вторично за сегодняшний день отпала челюсть. Она смотрела на Нину с подозрением, как на тяжелобольную. Нина догадалась о потрясении, царившем в душе подруги, кинула стопку фотографий:

— Смотри. Это он.

Долли опасливо взяла снимки, перебрала без особого интереса, аккуратно положила на стол и пододвинула к Нине, не сказав ни слова.

— Тебе не нравится ребенок? — уже забавлялась Нина. — Смотри, какой пухленький, симпатичный. А талантливый! Он паука играет в «Мухе-Цокотухе».

— Нинка, — наконец вымолвила Долли с ужасом, — что опять тебе взбрело в голову? Какой ребенок? Зачем он тебе? Глеб догадывается, что ты знаешь, кто убил его жену. И ребенок тебя не спасет.

— Не пугай, самой страшно, — потупилась Нина. — Я сказала Глебу и его родителям, будто у меня есть ребенок, Рыков нашел мальчика. Так надо, Долли, поэтому не смотри на меня с осуждением и не читай нотаций. Мы решили с Рыковым…

— Да сволочь твой Рыков! — взорвалась Долли. — Подставляет тебя! Ты хоть чуточку представляешь, куда это может завести? Я думала, ты утихомиришься после всей этой кутерьмы. Но нет. У тебя опасная страсть к приключениям. Тебя точно пришьют! И Глеб, и его родители! Они выяснят, что нет никакого сына, и пришьют.

— Умоляю, Долли! — взвыла Нина. — Не надо больше слов! Убийца не найден, он убил троих! Мы с тобой на очереди, потому что знаем очень много. Я хочу освободиться от страхов. Буду лгать им даже под пытками. Да, у меня есть сын, на этом буду стоять насмерть, а ты подтвердишь. И пусть покрутятся. А я тем временем определю левшу. Моя миссия заключается в этом. Думаю, это не опасно.

— Нинка, все же знают, что у тебя никогда не было сына, а тут вдруг сразу семилетнего выродила. Так не бывает. Тебя обязательно кто-нибудь заложит. — Нина подскочила, схватила пальто и сумочку. — Куда ты, ненормальная?

— Бабки! Я о них забыла!

— Какие еще бабки? Опять кому-то должна?

— Не те бабки, а мои бабки! — крикнула она, выбегая из кабинета.

Запыхавшаяся Нина собрала на кухне трио бабулек и выпалила:

— Я хочу сказать, что очень благодарна вам и люблю вас. Я знаю, что вам можно доверять. Запомните, у меня есть ребенок. Ему скоро семь лет. Вы нянчили младенца, потом его забрала моя мама. Вот его фотографии!

У бабушек появилось то же выражение на лице, что и у Долли: глаза навыкат, челюсти чуть не отвалились. А у Матильды Степановны брови взметнулись так высоко, что едва не улетели со лба. Машка Цеткин, как самая закаленная, пришла в себя быстрее остальных:

— Нинка! Чего плетешь-то? Ты чего опять удумала? Тебе мало тюрьмы? Какой ребенок, где ты его взяла? Украла?

— Мария Борисовна, как вы могли обо мне такое подумать? — спокойно ответила Нина, восстанавливая заодно дыхание. — Я не крала и не собираюсь. Но кто бы ни спросил у вас о ребенке, говорите: есть. Это не только моя просьба, но и следователя Рыкова.

— Ниночка, — всплеснула руками Матильда Степановна, — врать грешно!

— Ты бы помолчала, святая Матильда! — осадила ее Машка Цеткин.

— Я никогда не вру! — пискнула та, помахав пальцем перед ее носом.

— Не ссорьтесь, — вкрадчиво сказала Нина. — Помогите мне, пожалуйста. Я вас очень-очень прошу. От этого зависит моя жизнь.

— Допрыгалась! — вставила Машка Цеткин. — У вас, у бизнесменов, от всего жизнь зависит. Гляди, чтобы не замочили тебя…

— Ай, Маша, будет тебе! — замахала на нее руками Любочка Алексеевна. — Нина, ты хотя бы объяснила нам, а то мы ничего не понимаем. Как бы не навредить тебе…

— Нынче они только перед фактом ставят: нате вам ребенка, — проворчала Машка Цеткин, сгребая фотографии. Опустив со лба очки, недолго рассматривала каждую. — Это ж кому ты приготовила такой подарочек, а? Этому, что жил у тебя? Не стоит он жертв.

— Ну, пожалуйста, — канючила Нина. — Все будет хорошо, если вы мне поможете. Неужели трудно подтвердить, что у меня есть ребенок? Это временно…

— Хорошо, — растерянно произнесла Любочка Алексеевна. — Раз тебе надо, мы скажем… Но если нас спросят, мы же должны знать подробности, например, имя…

— В подробности вдаваться необязательно, — учила их Нина. — Просто отвечайте: есть, и все. А дальше уходите от этой темы, ну, мол… не хотим говорить, Нина запретила. А имя… Славка! Да, Славик. Хорошее имя. И мальчик симпатичный, немного толстенький, ну, так я же его кормлю… то есть не я, а мама. А я высылаю ей деньги. Да, родился он в августе. Четыре месяца был с нами, потом мама забрала его. Договорились? — Бабушки нехотя, но утвердительно кивнули. — Тогда чао! Я вас обожаю.

Нина не покривила душой, признавшись бабушкам в любви и обожании. Она знала их с раннего детства, знала их привычки, достоинства и недостатки, которых до недавнего времени было слишком много. Зачастую они раздражали, бывали несносными, занудливыми, ворчливыми, но бабульки оказались преданными Нине. Чем это объяснить? Она сомневалась, что причина только в тех яствах, которые частенько приносила из ресторанчика. Коммуналка — это не просто целая жизнь в коллективе, это еще внутренние связи, которые формируются длительным и совместным проживанием. Нина помнила, как пятерки из школы обсуждались на кухне, как ходили бабульки на собрания класса, когда родная бабушка болела, как отмечались ее дни рождения, как всем коммунальным коллективом пришли на выпускной бал, как складки на бальном платье придирчиво осматривались всей квартирой… А когда она однажды пришла домой пьяная! Бабули ночь не спали, выхаживали неразумное дитя. Да много чего было хорошего. Но почему-то за повседневной суетой хорошее быстро забывается, помнится только то, что происходит сию минуту, а данная минута бывает порой далеко не сладкой. Нина именно сегодня поняла, что не осталась сиротой в общепринятом смысле этого слова после смерти бабушки. Она часто вела себя со старухами грубо из-за их постоянного надзора. Да вот какая штука: они-то считали ее родной и единственной, впрочем, и у Нины никого больше не было на свете, разве что Долли. Садясь в свою «копейку», она ощутила в себе силу, потому что у нее есть большая семья. Она не одна на свете, а это великолепно.