— Ах да.

Через секунду связь прервалась и больше не возвращалась — впрочем, я не очень-то этого и хотела. Мне казалось, что стены алькова пульсируют, что они холодные и влажные. Вот вам, пожалуйста: я забралась на самый край страны, никто не знает, где я, никому меня здесь не достать, и все равно кольцо вокруг меня сужается. Детективы шарят по библиотеке и по моей квартире, а единственный человек, на которого я рассчитывала, который должен был находиться за стеной моей гостиной, душа и громкий голос нашего здания, отправляется на пикет, который устраивают в поддержку сбежавшего, а на самом деле похищенного мною мальчика, и, наверное, будет его подбадривать и кричать «Беги быстрей!». Я огляделась по сторонам, отыскала глазами Иэна и вдруг почувствовала, что совсем не удивлюсь, если увижу на одной из скамеек отца, а рядом с ним — Рокки и Гленна, и еще Чарлтона Хестона, мистера Геля и Лорейн.

— Это твоя жизнь, — скажут мне они. — Ты имеешь право сидеть тихо и не высовываться.

— Мисс Гулл! — громко прошептал Иэн с другого конца здания, помахивая в воздухе розовой ксерокопией. — Тут сказано, что это единственная официально признанная священная реликвия во всей Новой Англии! И ведь мы оказались здесь совершенно случайно!

— Да, поразительная удача.

— А что такое реликвия?

Отец Диггс просунул голову в дверь и нарочито вежливо кашлянул. Иэн поднял глаза к потолку, перекрестился (мне показалось, что не в том направлении) и торжественно прошествовал в низкий дверной проем.

— А за что отвечает эта святая Береника? — спросил Иэн, когда я к ним присоединилась.

— Ну, не всякий святой должен непременно за что-то отвечать, — ответил отец Диггс. — Но ты можешь считать ее святой покровительницей этого прихода и французской деревни, где она жила.

Мы прошли по коридору, заставленному картонными коробками, и оказались в маленькой комнатке, где стояла вешалка с мантиями хористов, а в углу лежала груда чего-то, похожего на хлам, оставшийся после рождественского шествия: ангельские крылья, пастушьи посохи, скомканные куски белой материи. Отец Диггс почтительно отступал к дальней кирпичной стене, у которой стояло нечто вроде аквариума. Спереди аквариум прикрывала фиолетовая занавеска. Священник взволнованно потер руки.

— Ну, вот и он, — сказал он, отдернул занавеску и включил синеватую флуоресцентную лампу, которая мерно загудела над аквариумом.

Иэн прижался носом к стеклу, и мне пришлось выглядывать из-за его наэлектризовавшихся волос, чтобы увидеть, что же там такое внутри. В центре аквариума лежала выцветшая голубая подушечка, а на ней — нечто, напоминающее маленькую сосиску, белую и сморщенную.

— У него даже ноготь сохранился! — взвизгнул Иэн.

Отец Диггс наклонился над стеклянным ящиком и стал рассматривать палец вместе с Иэном. У меня потемнело в глазах, и я быстро прижалась щекой к прохладной кирпичной стене.

— Нет, — возразил отец Диггс. — Вряд ли это ноготь. По-моему, верхушка у него с другой стороны, он указывает вон туда.

— Почему вы так думаете? — поинтересовался Иэн, я закрыла глаза и услышала собственный пульс.

Отец Диггс ненадолго задумался и произнес:

— Если мне не изменяет память, он указывает вон туда. По-моему, палец клали таким образом, чтобы он указывал на юго-восток, то есть на Святую землю.

— Ну, если палец будет повернут на северо-запад, тоже получится, что он указывает на Святую землю, просто тогда до нее будет дальше, — отстаивал свою точку зрения Иэн.

Отец Диггс усмехнулся.

— Тоже верно, — сказал он с одобрением.

— Потому что я почти уверен, что это все-таки ноготь, — настаивал Иэн. — Мисс Гулл, посмотрите! Ведь это же ноготь, правда?

Я открыла глаза — в основном для того, чтобы проверить, заметил ли отец Диггс, что Иэн не назвал меня мамой. Они оба внимательно вглядывались в предмет за стеклом, слегка запотевшим от дыхания Иэна. Я подумала, что палец может указывать куда угодно — в сторону Канады, Мексики, России или Иерусалима, все равно никакой разницы не будет. На всем белом свете не нашлось бы такого места, куда можно было бы убежать, где можно было бы почувствовать себя в безопасности. Но что еще может означать указующий перст, кроме очевидного: «Беги! Беги! Беги!»?

— Ну ведь ноготь? — настаивал Иэн.

— Я понятия не имею, — проговорила я из последних сил, и отец Диггс оторвал взгляд от пальца, чтобы посмотреть на меня.

— Так-так, — произнес он встревоженно и взял меня за локоть. — Молодой человек, думаю, вашей спутнице лучше выйти на воздух.

Иэн щелкнул выключателем, еще раз перекрестился и подобрал с пола мою сумочку — в какой-то момент я ее уронила.

— Простите меня, пожалуйста, — сказала я отцу Диггсу, пока он помогал мне выйти из комнаты, где хранилась реликвия, и вел по центральному проходу между скамьями.

— Ничего страшного, — заверил меня он. — По правде говоря, мы именно поэтому и не выставляем его на всеобщее обозрение. Большинству просто нравится знать, что палец находится здесь, у нас, но смотреть на него еженедельно они не рвутся, понимаете?

Мы вышли за порог, и от холодного воздуха я сразу почувствовала себя лучше.

— Может, вам полежать на снегу? — предложил Иэн.

Он надел ремешок сумочки себе на шею и продел в него одну руку — сумочка висела у него на бедре и при каждом шаге подпрыгивала.

— Мне уже лучше, — заверила его я, надеясь, что лицо у меня постепенно приобретает нормальный цвет.

— Возможно, вам пока не стоит садиться за руль? — спросил отец Диггс, продолжая придерживать меня за локоть.

— Давайте я поведу машину! — воскликнул Иэн.

Я обнаружила, что прислонилась к ограде кладбища.

— Нет! — как можно более сурово ответила я и закрыла глаза.

Когда я снова их открыла, священник стоял передо мной и улыбался.

— Может, вам все-таки задержаться и немного отдышаться? — спросил он. — Вы уверены, что чувствуете себя лучше? Глядите-ка, я покажу вам кое-что забавное. Видите вон те домики — там, внизу?

Он указал куда-то вниз, и я только тогда поняла, что мы находимся на холме, а внизу — та самая трасса, по которой мы ехали. Примерно в миле к северу от нас виднелся в дымке комплекс высотных зданий, которые стояли у самой дороги и явно не имели ничего общего с фермерскими постройками. С обеих сторон шоссе к ним подъезжали и останавливались легковые машины и грузовики-лесовозы.

— Это контрольно-пропускной пункт канадской границы, — объяснил отец Диггс. — Америка заканчивается прямо здесь!

Иэн во все глаза разглядывал пограничную заставу сквозь зеленые очки, которые он, видимо, выудил из моей сумочки.

— Так странно, — сказал он наконец. — Я всегда считал, что тут что-то вроде стены.