— У меня… у меня… никогда не было возлюбленных. До тех пор, пока в моей жизни… не появился ты. И ты… ты был единственным. — Она глотнула воздуха. — Называй меня обманщицей… лгуньей… трусихой, но только не тем, кем я не была…

Джон отвернулся. Ему нужно уходить. Закрыть глаза и уши. Она околдовала его. Глядя в пол, он протянул руку.

— Письмо, Ваше Величество. Оно ведь готово.

Мария сделала шаг назад, прижимая письмо к груди.

— Выслушай меня, умоляю. Может быть, мы видимся в последний раз.

— Нам больше не о чем говорить. — Джон все еще протягивал руку. «Хочет очистить совесть, — думал он. — Черт бы ее побрал». В нем боль не утихала ни днем, ни ночью. Пусть она тоже помучается. — Я не хочу никаких объяснений. Письмо!

Не обращая внимания на его слова, Мария повернулась к столу, за которым она писала ему. Его брови гневно сдвинулись, когда она вложила листы в его руку.

Он взглянул на строчки. Письмо адресовалось ему.

— Джон, я хочу сказать тебе о любви… Я не надеюсь вернуть твою любовь или хотя бы уважение, но я должна рассказать тебе всю правду.

Прочитав первые строки, Джон скомкал письмо в руке.

— Ты никогда не говорила правды.

— Я убегала от тебя, когда ты нашел меня в море, — спокойно сказала она. — Как я могла сказать тебе правду, когда спасалась от императорского приказа, пытаясь сбежать именно от тех, кто подобрал меня в море.

— Ты направлялась к своей матери.

— Это всего лишь версия, придуманная Карлом во избежание лишних вопросов. Для того, чтобы спасти честь семьи и выровнять дорогу к этой свадьбе.

— Вполне, кстати, удобная, чтобы скрыть правду. Ты дала ему прекрасный повод отточить его мастерство лгуна и обманщика.

— Убей меня, если хочешь, — прошептала Мария. — Но сначала выслушай.

— Меня ждут внизу, — сказал Джон.

— Думаю, они подождут, — ответила она. — Ты помнишь, как нерешительны и смущены мы были, когда нас подняли на борт судна? Если Карл сказал бы правду, какой был бы смысл скрывать, кто мы такие?

— Может, защитить любовника, к которому ты бежала? — Джон тяжело прислонился к дверному косяку. Он не знал, сколько минут еще может выдержать эту пытку. — Представляю, сколь ужасным было разочарование.

Она проглотила комок в горле. «Лучше уж слышать его оскорбления, — подумала Мария, — чем позволить ему уйти».

— Да, разочарование было ужасным, но не потому, что меня где-то ждал любовник. А потому, что опять у меня отбирали свободу, волю, возможность решать и дышать самой. — Ее руки, держащие письмо к королю, дрожали. — Тебе не понять, что значит быть всю жизнь запертой в клетке — никогда не взлететь, а только лишь видеть небо.

Джон отвернулся, когда она обратила к нему свои нефритовые глаза.

— Джон, за меня решили мою жизнь еще до моего рождения. Когда мне исполнилось три года, я была обещана двухлетнему мальчику. Знаешь ли ты, что такое жить сиротой, что такое жить, когда каждый твой день продиктован параграфом?

— Это цена за королевскую кровь.

— Да, цена, — грустно прошептала она. — Но я надеялась, что уже заплатила ее. Я вышла замуж за Луиса, когда мне было семнадцать, а он был шестнадцатилетним подростком.

Джон видел, как на лице ее появилась горькая улыбка, как узкая рука смахнула слезу.

— Ты первый, кто открыл мне блаженство любви, Джон, — сказала она печально. — Мой муж овладел мной. По долгу службы он пришел ко мне в постель. Я думаю, он считал это — как ты сказал — ценой за королевскую кровь. Я ничего, кроме боли, в эту брачную ночь не испытала. Он тоже. Несколько минут, проведенных в моей постели, стали для него одним из ритуалов, которые мы оба должны были исполнять. Думаю, он хотел наследника, но я не могла ему его дать.

Джон сжал зубы, борясь с желанием подойти и обнять ее.

— Меня воспитывали, чтобы я стала королевой. Чтобы рожала детей королю. — Она зябко поежилась. — От меня ожидали лишь одного… а я не могла сделать и это. Луис был недоволен и быстро… нашел себе утеху в другом. Я слышала о… другой стороне его жизни, которая не украшала его. Слышала о нем, но не видела его. Он избегал меня, как если бы я была больна чумой. Два года, Джон… — Мария перевела дыхание.

Он уже не мог отвести от нее взгляда. Боль в ее глазах разрывала его сердце и парализовала волю.

— Я была ему верна. Умоляю, верь мне. Мне и в голову не приходило стать другой. Ни разу, даже слыша о его оргиях и извращениях, я не подумала, что могу изменить. — Мария пристально посмотрела в глаза Джону. — Ты знаешь, что значит быть одинокой так долго?

— Я не ваш супруг, Ваше Величество, — он старался говорить спокойно. — Вам не нужно оправдываться передо мною.

— Нужно, Джон. Нужно. — Она положила письмо на стол и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. — Луис никогда не любил меня, никогда не заботился обо мне. Но он хорошо знал меня. Полностью доверял мне. А ты мне не веришь.

Она подошла к стулу и села.

«Как было бы хорошо обнять ее, оставив прошлое позади», — думал он. Но лишь продолжал стоять и молча слушать.

— Луис погиб в битве при Мохаке, сражаясь, как простой солдат. — Она уставилась на свои руки. — Многие говорили, что это самоубийство. Противник значительно превосходил его. Печаль, отсутствие любви в жизни, отсутствие желанного наследника, мечта о чем-то, чего я не могла ему дать, — все это и привело его к смерти. Это не смерть героя. Он утонул, Джон, спасаясь раненным от глупой баталии, которую сам развязал. Ему было только двадцать лет. — Мария наклонила голову, по ее лицу побежали слезы.

— В битвах погибают многие, — спокойно сказал командующий, — и их матери и жены не должны чувствовать себя в ответе за это.

Это были его первые участливые слова. Она подняла на него глаза, уловив перемену.

— У меня были причины скрывать от тебя свое происхождение. Ты вот говорил о том, что за все нам приходится платить. Но я считала, что свое уже заплатила. Иногда цена за жизнь, которую ты не сам себе выбираешь, оказывается слишком высокой. Я думала, что замужеством в Венгрии заслужила право на свободу. Но я ошибалась.

— Ты говоришь о предстоящей свадьбе с королем Джеймсом?

Она кивнула.

— Я уехала из Венгрии, когда умер Луис. Карл послал править страной — вернее, тем, что от нее оставили турки, — своего кузена. Неожиданно у меня появилась возможность обрести свободу. Если бы я сумела добраться до Кастилии, то могла бы жить в замке своей матери. Обрела бы покой и защиту. Я бы довольствовалась этим. Была бы рядом с людьми, которых люблю, племянниками, племянницами, кузинами, Изабель. Но не прошло и года, как Карл отправил меня в Антверпен. Я снова должна была стать женой мальчика в стране, которая требовалась брату в его имперских амбициях. Я уже не смогла бы это выдержать еще раз. Меня бы ждали опять годы одиночества. Я не могла больше повиноваться. Мне нужно было бежать.