Венец же будет невидим и неощутим.

Неожиданно виски сдавило, в запястье кольнуло болью.

Резко развернувшись на окрик, я взмахнула свободной рукой, порыв ветра взметнул широкий подол, плотная ткань опутала ноги. Я покачнулась и, не удержав равновесия, неловко, боком, повалилась в сугроб.

Кто-то, запыхавшись, подбежал, начал многословно извиняться, протянул ладонь. Я медленно встала, вцепившись в пальцы молодого мужчины в светлом плаще с меховым подбоем, подняла взгляд, рассматривая открытое широкоскулое лицо: ясные серые глаза, прямой нос, упрямый подбородок; гордо развернутые плечи, рассыпавшиеся по ним каштановые волосы… А потом долго смотрела на перстень, знакомый до последней грани. Родовая печать великих герцогов Верлийских на темно-сиреневом камне в ячеистой оправе из темного золота. Тот самый, что я когда-то швырнула в лицо предателю и убийце.

Давно, больше года назад…

Цепи Равновесия опасно натянулись.

— …и еще раз прошу прощения! — нахмурившись, завершил речь троюродный кузен, названный наследником в день заключения нового договора.

Я улыбнулась и скинула капюшон.

Джаи запнулся, всмотрелся в мое лицо, ахнул, хватая за руки:

— Госпожа Ивон!

— Мой герцог! — Высвободив запястья, я отступила на шаг, утопая в снегу, и склонилась в придворном глубоком реверансе.

— Мы так вас искали…

— Нашли. И что же? — Я выпрямилась.

— Я рад… И мне очень нужен ваш совет, кузина… — немного растерянно улыбнулся молодой герцог, словно не ожидая от себя этих слов.

О, мы многое говорим из того, что обычно остается непроизнесенным, когда в спину подталкивает сила.

— Совет? Отчего бы и нет? — выбираясь из сугроба, усмехнулась я. — Будьте нашим гостем, Джаи! Пойдемте, здесь недалеко. Вот только корзину помогите донести!

И вручила кузену ее, подхваченную со снега.

В крови пела сила, венец туго сдавливал виски, но долг не висел на плечах, словно тяжелый зимний плащ, а струился, как призрачные, искрящиеся на солнце крылья, и не ярость теперь меня вела, а лишь любопытство.

Мое и Лейра, наше общее.

Как дело и жизнь, разделенные на двоих.

Кобылка была спокойная и даже меланхоличная, хотя и породистая. По линии матери. Она заметно походила статями и мастью на знаменитых орловских рысаков. Ровная походка и серая в звездочку шкура. Для меня — самое подходящее животное. Не привлекающее лишнего внимания, выносливое, достаточно пожилое, чтобы на него не позарились конокрады.

Лошадка не торопясь брела по дороге, я же, прищурившись на тусклый диск солнца, думал. О жизни, о ближайших планах и так, вообще.

Люблю местное лето, не паляще жаркое и не дождливое, умеренно теплое и ласковое. Весна тоже хороша, зима терпимая, а вот осень… Тоскливая, сумрачная, мокрая, с бурями. А как нога болит в непогоду, до самого снега. Едва ударяет мороз, ломить суставы мгновенно прекращает.

Вот и сейчас! В согнутом колене уже начало постреливать и будто иголками тыкать в самую глубину.

Я огляделся. Поля по обеим обочинам уж убраны, стога вывезены, чуть дальше золотится полоска негустого леса. К горизонту тянутся холмы, поросшие мелким кустарником, сейчас усыпанным яркими красными ягодками. Дорога впереди плавно огибает возвышения.

Прищурившись, разглядел на одной из вершин детей с большой корзиной. Собирают урожай? Хм, вот у них и уточню путь.

Хорошо бы к вечеру до той деревни добраться, а то дело к темноте уж идет, ночевать на земле в любую осень мало радости, а уж в эту!

Точно, дети.

Раскатисто свистнув, отчего парочка оборвышей вздрогнула, выронив полную корзину, которую тащили вниз, я повелительно взмахнул рукой. Мальчишки, пристроив груз, опасливо спустились вниз.

А не такие уж оборвыши. Длинные добротные рубахи, штаны и боты на веревочках, жилетка у одного, а у второго куртка из потертой кожи. Да и лица сытые, хоть и худоваты. Впрочем, местный люд весь такой тонкокостный. Бритые головы выдавали поденщиков. Богатые места, однако.

— Далеко до деревни?

— До городища? Два холма минете, там и увидите, уважаемый.

Я кивнул, отпуская мальчишек. Те, разулыбавшись, нырнули в кусты. Надо же, городище. Хорошие места. Мирные. Подходящие.

Когда передо мной наконец появился частокол, я хмыкнул. Ну, детки, паршивцы мелкие, и не уточнили. Городище, да.

Огороженное тройным бревном в три роста, со сторожевыми башенками, с широкими воротами и вымпелом на шесте. Белое кольцо на зеленом фоне.

Вольное городище, да. Не княжье. Значит, и маги здесь есть, и колдуны, и нелюди всякие. Досадно. Хотелось покоя.

А мальчишки шутники, точно. Отправили княжьего солдата в берлогу медвежью. Будто желтого солнца на щите, к седлу подвешенном, не разглядели да кафтана кайтанского. Хорошо хоть шитье я спорол сразу же, как палаты дворцовые за поворотом скрылись. Сейчас уж не разобрать, что там за знаки были, рядового конюшего или советника штабного. И хорошо, хорошо…

На воротах двое стояли. В добротных кольчугах поверх курток, с копьями, молодые, но суровые. И лица их по мере моего приближения становились все злее.

Тусклый диск солнца почти закатился за горизонт. Формально не пустить меня внутрь они не имеют права, по уложению дорожному. Для всех общему.

Встал напротив стражей, почти вплотную, возвышаясь над ними подавляющей махиной. Со стороны мой вид, наверное, говорит об излишнем высокомерии. Я же все больше думал о моем несчастном колене.

— Пропустите? — спросил спокойно.

— Что тебе здесь надо, пес княжеский? — выплюнул один из стражников, тот, что помоложе.

— Переночевать. — И это необходимый минимум.

— Да как ты…

— Тихо! — оборвал его второй, прищурился и велел: — Спешивайся, досматривать будем.

Ну, этого следовало ожидать. Властью, данной им городищенским Советом, они постараются сделать мою жизнь максимально невыносимой. Только винить я их не буду. Ведь совсем недавно, весной, окончилась долгая война. Княжество Рада давало укорот нелюдям, слишком уж обнаглевшим, по мнению старого князя. Нельзя сказать, что он был так уж неправ, но все же большой войны развязывать не стоило.

И именно вольные города, городища и деревеньки оказались между двух огней. Обе стороны их не пожалели. Князь жег без разбору за укрывательство, нелюди вырезали под корень из мести, не разбирая принадлежность.

Я аккуратно соскользнул вниз, встал, придерживаясь за стремя и позволяя стражникам рыться в седельных сумках. Там нет ничего интересного. Да, собственно, кроме смены одежды и запаса еды, там и нет ничего. Щит на виду, короткий истертый меч тут же приторочен. И одежда моя самая обычная, добротная и небогатая, и лошадка скромная.