В темноте блеснуло лезвие. Джиа уклонилась. Кинжал задел ткань капюшона, сорвав его с головы. Промахнувшись, ее противник кубарем скатился с кровати и занял боевую позицию подле окна. Его рука с зажатым в ней кинжалом все время двигалась, рукоять прыгала между пальцами. Лезвие вращалось медленно, будто гипнотизируя противника.

Джиа ощутила источаемый ее жертвой запах самодовольства и поняла, что толстяк не станет звать стражу. Министр безопасности верил в свои силы.

Не спеша, девушка сократила дистанцию между ними и напала. Мужчина отразил ее удар, нанес свой. Наемница уклонилась, ушла в сторону и вновь бросилась в бой. Но на этот раз, сделав ложный выпад, она позволила жертве ответить.

В последний миг Джиа подалась вбок, и кинжал, нацеленный в живот девушки, скользнул ей под руку. Зажав кисть министра своим предплечьем, Джиа ударила мужчину коленом под дых, а когда он осел, довершила дело локтем в затылок. Министр выронил оружие и упал на пол.

Все было завершено быстро и бесшумно, как и всегда. Пусть и жестоко, как того требовали обстоятельства. Еще никогда за всю историю сумеречные лисы не позволяли себе настолько грубых и грязных методов. Но мир менялся, и неизменно менялись инструменты воздействия на него.

Закончив миссию, девушка двинулась обратно. Она следовала вдоль тускло освещенных коридоров, сплетая естественные тени с рукотворными. Она, словно призрак, шла и не видела ни барельефных картин и гобеленов, ни изысканных ваз и скульптур, украшающих дворец. Она не замечала пустотелых рыцарских доспехов и сонных стражей. А те, в свой черед, не замечали ее.

Она шла быстро и уверенно, будто бы дворец был ее собственным домом. Девушка знала – она запомнила – каждую комнату, каждый поворот и потайную лестницу во дворце. И наемница не забыла, кому, пусть и обманным путем, она была обязана этими знаниями. Именно поэтому девушка до сих пор не покинула место преступления.

Она шла на исходе последних сил, передвигаясь в тенях, будто между сном и явью. И только гнев еще удерживал ее на ногах, не позволяя сознанию покинуть изможденное тело.

Но чем ближе надвигался рассвет, тем темнее становилось у нее на душе. Что же они все делают? Зачем? Почему? Ради чего в руки людей дается сила, наука, магия – власть? Все равно так или иначе, тем или иным путем, вместо того чтобы делать мир лучше, люди неизбежно сосредотачиваются лишь на самих себе, на комфорте и удовольствиях. Наука ли, магия – любой мир ждет один и тот же исход…

А она… что она может с этим поделать? Она словно стоит по колено в болотной жиже, голыми руками пытаясь отыскать чистый источник, питающий это мерзкое болото. Но с каждым ее усилием вода все ближе подбирается к горлу.

И вот она уже сама захлебывается, тонет, опускается на самое дно. Она танцует, обнимая полуголого эльфа… Чтобы затем упасть в смердящие руки тех, кого она уже через мгновение отправит в пустоту.

Может ли в этом быть смысл? Можно ли, следуя по этому пути, сделать мир чище и лучше? Нет, нет и нет! Она должна бежать, уйти с пути. Она вольна́ сделать свой выбор! Она уйдет на юг, к морю, безумно желая этого. Она хочет быть с Летодором, рожать ему детей и варить супы. Пусть так… Она должна уйти.

Выскользнув в окно, Джиа перебралась на широкие перила балкона и спрыгнула на пол. Двери спальни были распахнуты навстречу утренней прохладе, и девушка беспрепятственно вошла внутрь. В покоях было сумрачно, сильно пахло духами, и раздавался отчетливый запах… горя.

– Поднимайся, Ваше Высочество, – прошипела Джиа. – Поднимайся! Или я тебе помогу…

Она приблизилась к постели, схватилась за край покрывала и резким движением сорвала его в сторону вместе с одеялом, оставив без защиты свернувшееся калачиком существо. Ночная сорочка скрывала его худое тельце, а ажурный чепчик – круглую безволосую голову. Существо то и дело всхлипывало, пряча лицо в четырехпалых лягушачьих лапках.

– Прячешься… – зло усмехнулась наемница. – Но не меня или себя тебе надо бояться. Не бойся… Слышишь? Я пришла поговорить.

Джиа нашла в королевской спальне свечи и зажгла несколько из них. Затем она откинула с головы капюшон, опустила воротник и повернулась так, чтобы принцесса Гриерэ могла ее рассмотреть. Ее Высочество продолжала прятаться за шторами балдахина.

– Не бойся, говорю тебе, – повторила Джиа. – Ты – дочь короля, будущая правительница королевства, негоже тебе бояться. Ты просто не имеешь права бояться. Слышишь? – усмехнулась она. – Думаешь, что ты уродлива? Думаешь, что ты жестока и груба? О нет, Ваше Высочество. Ты слаба, глупа и беспомощна – вот что я тебе доложу. А это непозволительно для правителя. Вставай же и выслушай меня, как подобает принцессе. И не заставляй меня поднимать голос. Ты же не хочешь, чтобы сюда ворвались стражники и увидели твое ночное обличье?

В ответ Джиа услышала лишь робкое бульканье. Но ее угроза подействовала. Принцесса Гриерэ соскользнула с кровати и встала перед наемницей как есть. При виде ее ночного облика Джиа даже глазом не моргнула.

– Припоминаешь нашу первую встречу в лесу? – проговорила она. – Я охотилась на жабалака. А ты посмеялась надо мной. Но, знаешь ли, судьба посмеялась над нами обеими. Не жабалак похищал девиц из бедных деревень…

– Ква? – все, что смогла произнести принцесса своим большим лягушачьим ртом.

– Кто? – повторила Джиа, невесело усмехнувшись. – А это ты узнаешь в ближайшие дни, Высочество.

Наемница бросила быстрый взгляд за окно: небо светлело. Насколько понимала Джиа, это значило, что принцесса Гриерэ вступала в пограничное состояние между ночным и дневным обликом.

– Я хочу сделать заявление, Ваше Высочество, – сказала Джиа, коротко поклонившись принцессе-лягушке. – Сегодня ночью произошли убийства… Были казнены некоторые важные шишки… И я – Леилэ, сумеречная лиса – вменяю им в вину преступления против Закона жизни, против Единого и всех живых существ. Я обвиняю их в пытках, насилии и убийстве невинных девушек, женщин, детей… Я обвиняю их во лжи, алчности, разврате. – Она подняла голову и пристально посмотрела в глаза принцессы. – Доказательства этому ты найдешь в подвалах самой высокой башни Четвертой ступени… Но это не все, – добавила наемница, извлекая из кармана карту и протягивая ее принцессе. – Прими это как доказательство моей доброй воли.

Принцесса Гриерэ подошла к зажженным свечам и раскрыла карту.

– Твоя мать… твоя настоящая мать жива, принцесса, – быстро проговорила Джиа. – Она спит волшебным сном в болотной гробнице, что я отметила на карте.

– Ква-а, – простонала девушка, обернувшись.