Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она пристально посмотрела на него. В самом деле, отвести душу!
— Омлет? — спросила Эвелин.
— Нет, спасибо. Признаюсь, я не очень голодна сегодня утром.
— Ах, сегодня здесь будет такая суета, столько дел, столько заказов! — Эвелин раскраснелась, предвкушая приятные хлопоты, и добавила задумчиво: — Как в прежние времена.
— Да, пойду сейчас, пожалуй! — любезно произнес лорд Уимбли. — У меня много дел до вечера. Брайан, должен сказать — я в восторге. Я так волновался, что заставил себя поехать к вам с утра пораньше. И ваше решение устроить небольшой обед в дружеском кругу похвально — это блестящее подтверждение серьезности ваших намерений.
— Рад, что вы одобряете, лорд Уимбли. — Брайан встал из-за стола.
— До вечера, — раскланялся лорд Уимбли со всеми и покинул столовую.
— Думаю, мне лучше пойти полежать, чтобы отдохнуть перед вечером, — не хочу ударить лицом в грязь, — сказал Алекс.
— Я посижу с вами, — предложила Камилла.
— Нет, — резко оборвал Брайан. — Тристан и Ральф неплохо сражаются там в шахматы. Они вполне поддержат Алекса и подадут ему все необходимое. Я хотел бы побеседовать с вами, дорогая.
Она любезно кивнула, хотя кровь бросилась ей в голову.
— Столько дел надо переделать! — шептала Эвелин. — О боже, сколько омлета осталось. Придется ублажить утробу Аякса! Аякс, пойдем со мной!
Аякс, дремавший у ног Брайана, встал с места. «Не ходи с ней!» — так и хотелось крикнуть Камилле — но она промолчала. Огромный волкодав поднялся на задние лапы и вилял хвостом, понимая, что ему предстоит знатный завтрак.
— Камилла, будьте любезны, я жду, дорогая, — сказал Брайан.
Принужденно улыбаясь, она вышла из зимнего сада в холл следом за ним. Он открыл двери своих апартаментов и пропустил ее в прихожую. Но как только она очутилась в комнате, он плотно закрыл дверь, встал у порога и посмотрел на нее из-под маски ледяным взглядом.
— Ради всего святого, где вы были вчера? — требовательно спросил он.
— А где были вы?
— И у меня были дела. Где вы были?
— У меня были дела.
— Исповедь?
— Мне много в чем надо исповедаться, — прошептала она.
— Тогда исповедуйтесь мне. Где вы были?
— Ездила в музей.
— Что?!
Камилла набрала в грудь побольше воздуха и повторила:
— Ездила в музей.
— Вы с ума сошли?
— Я там работаю!
— Как раз там, откуда сбежала кобра накануне вечером. Что же вас потянуло туда? Вам, очевидно, понятно, что вы поступили неосторожно, солгав Корвину. Он привык верить на слово и просидел там несколько часов, ожидая вас.
— Но я и правда заходила в церковь, — прошептала она.
— Зачем вы поехали в музей?
— Найти кобру — золотую. Похоже, все ужасно интересуются этой вещицей!
— В музей вы больше не поедете! — Брайан был зол.
— Я поеду туда, куда захочу! — вспыхнула Камилла. — Я не узница здесь. И Тристана больше не задерживайте! — Она старалась говорить требовательно, но голос ее дрожал. Он — граф Карлайл. Многое может произойти, если он того пожелает.
— Так вы и в самом деле настроены уезжать? Вам настолько противно находиться здесь?
— Я сама выбираю, что мне делать! — напомнила она. — Не помыкайте мной. Где вы были? Почему вы все время отлучаетесь? Что за безумные игры ведете?
— Никакого безумия. Камилла, я говорил вам, что игра опасная. Мне ни в коем случае не следовало впутывать вас, но видит бог, я и сам не знал, что дело столь серьезно. Я не ожидал… Чтоб вы провалились, Камилла! — Он шагнул к ней, обхватил за плечи, словно желая вытрясти из нее душу, но только крепко сжал пальцы. — Проклятье! Чтоб вы провалились, Камилла!
— Чтобы вы провалились! — выкрикнула она в ответ.
Его пальцы сжались крепче. Он покачал головой, скрежеща зубами, и чертыхнулся вполголоса. Но тут же приник к ее губам в поцелуе, вложив в него всю страсть, всю ярость, и его порыв вызвал в ней ответное чувство — саднящее, томительно-сладкое. Она поняла, что все это время ждала его прикосновения, до боли родного и знакомого, досадуя, что его не было рядом с ней этой ночью.
Животное желание, дремавшее в ней, вдруг пробудилось — от его объятий, нежных и страстных одновременно, и она ответила на его поцелуй, прижимаясь к нему, тая в нем, вороша пальцами его волосы; затем страстно провела ладонями по его шее и плечам, срывая с него рубашку… Но внезапно отпрянула.
— Маска! — шепнула она.
Он чуть помедлил — и маска отлетела в сторону.
В сплетении рук, в слиянии губ они срывали никчемные одежды; и таял гнев под натиском желания, слова тонули в прерывистом дыхании, сумасшедшем пульсировании крови. Боже, еще не так давно она и помыслить не могла о таком безумном забытьи. Нужны только его жаркая плоть, его будоражащие прикосновения. Его руки — везде, по всему ее телу. Одежда грудой осталась на полу, он целует ее, сильно и страстно, подталкивая к своей спальне. Она падает на огромное ложе под балдахином, чувствуя на себе его вес. Он перекатывался вместе с ней: теперь ее губы нежно касаются его шеи, груди. Она вжимается в горячее мускулистое тело мужчины, слышит его хриплое дыхание и стук его сердца, ощущает огонь его пальцев и губ, дразнящих и распаляющих ее… Камилла почувствовала напряжение и взрыв его страсти, и он снова стал ласкать ее. Волна сладострастного наслаждения вознесла ее ввысь — над самым жерлом вулкана — и мягко заколыхала, даря волшебные мгновения несказанного счастья: оно лавой заструилось по жилам — долгожданное утоление их жажды.
Только его прикосновения, его объятия, только он в ней… они вдвоем летят в звездной пустоте.
Молнией блеснула их страсть, пронзая слитые воедино тела, — они содрогались в нежной истоме.
Она долго лежала, нежась в его объятиях, слушая, как близко бьются их сердца — такт в такт, как они дышат — словно одно целое. Она мечтательно дремала, сберегая сладкие переживания этих минут.
Брайан нежно водил пальцами по ее волосам, целуя ее лоб. Она услышала его слова:
— Нельзя вам больше возвращаться в музей.
— Я обязана.
— Не надо.
— Это вам не надо — указывать мне, как поступить.
— Я граф Карлайл.
— У нас не феодальная Англия! Я не подневольна вам!
— Вы не будете решать сами, особенно это!
— Чтоб вы провалились!
— Провалитесь вы!
И снова она очутилась в его объятиях, он свирепо целовал ее, и она отвечала так же сердито.
Пролетела еще одна вечность, и он тихо вздохнул: