– По-моему, просто супер, – сказала она.

– Это типичный Исаак, – вырвалось у меня.

Она вопросительно вскинула глаза, и я почувствовала, как загорелись щеки. Опять.

Робин подвинула ноутбук обратно ко мне и скрестила руки на груди.

– Кадры отличные, Сойер. Ты уверена, что не хочешь их использовать?

Больше всего мне хотелось ответить: «Нет! Нет, очень хочу!» Я обожала эти фотографии. Они одни из самых красивых, которые я когда-либо делала. Все выходные я просидела в своей комнате в общежитии, глядя на них и восхищаясь, как много в них души и жизни.

Тем не менее выбора у меня нет. Мы с Исааком заключили сделку – я помогаю ему, а он помогает мне. Но я больше не могла выполнять свою часть договора. Да и вообще не хотела. Не говоря уже о том, что эти фото максимально далеки от изначальной идеи моего проекта.

Необходимо покончить с этим прямо сейчас. Так будет лучше.

– Я уверена, – произнесла я тихим голосом, пусть это и больно. Потом сделала глоток воды, потому что горло пересохло и запершило. И только после этого решилась вновь взглянуть на Робин. – Не знаю, что мне теперь делать.

Несколько минут Робин в полной тишине смотрела на меня. У нее на лице начало отражаться понимание. Преподавательница постучала пальцами по губам. Затем повернулась и протянула руку к письменному столу, откуда взяла листок из маленькой стопки бумаги. Она передала его мне.

– Мы с подругой открываем галерею в центре города, – пояснила она. Я подняла глаза от флаера и растерянно взглянула на нее. – Там будут выставлены некоторые фотографии, которые, возможно, послужат тебе вдохновением.

Я готовилась к тому, что Робин скажет, как разочарована во мне и как легкомысленно с моей стороны опять начать искать новый проект. Рассчитывала даже на то, что она завалит меня и придется перепроходить курс заново. Но то, что вместо этого она пригласила меня на открытие галереи, стало сюрпризом.

– Приходи туда и взгляни, что мы выставляем. А потом мы поговорим еще раз и посмотрим, не найдем ли компромисс для твоего итогового проекта, – продолжала она.

– Большое спасибо, – запинаясь, ответила я.

Робин улыбнулась:

– Тогда увидимся в среду вечером. Можешь взять кого-нибудь с собой, если так тебе будет комфортней.

Лишившись дара речи, я приняла ее протянутую руку и пожала.

Вечером в понедельник у нас с Исааком была общая смена в стейк-хаусе. Я не видела его с пятницы. Как и всегда по выходным, он уехал к семье, а я провела большую часть субботы и воскресенья, валяясь в кровати и стараясь ни о чем не думать.

После разговора с Робин я сначала купила себе смузи, а потом дошла пешком от кампуса до озера, где села на лавочку и остаток дня ломала себе голову над тем, как рассказать Исааку, что я хочу бросить наш проект.

Переступив порог стейк-хауса – чуть раньше, чем нужно, – я уже четко разложила себе по полочкам все, что собиралась говорить. Морально подготовилась к разочарованию у него в глазах и к возможной злости. Однако все, на что я мысленно настроилась, испарилось у меня из головы, когда я увидела Исаака стоящим в раздевалке.

Он как раз повязывал фартук, и на мгновение у меня перехватило дыхание. На нем была простая черная футболка, его очки – о боже, эти очки, – волосы он тщательно уложил, как обычно делал для работы.

Это же настоящее безумие. Исаак всего лишь повязывал фартук, а я просто не могла отвести от него взгляд.

– Привет, – прервал он ход моих мыслей, и я вздрогнула, застигнутая врасплох.

– Привет. – Я подошла к шкафчику рядом с ним, чтобы повесить свою куртку. – Как дела?

Непринужденная беседа. Я справлюсь.

– Все супер. А ты как?

Вытащив один из своих фартуков, я хотела его повязать, когда заметила, что Исаак встал позади меня. Я ощутила тепло, исходящее от его тела. Он положил руки мне на бедра. Мне стало жарко, сердце забилось быстрее.

– Что ты делаешь? – пробормотала я.

– Помогаю тебе, – тихо ответил он. Потом встал еще ближе и завязал пояс бантиком у меня на животе. Но когда закончил, его ладони никуда не делись. Он продолжал обнимать меня, погладил большими пальцами по бокам и прижался ко мне сзади всем телом.

Его пальцы спускались вниз по моему телу, по животу, к месту у меня между ног, на котором до сих пор виднелись и чувствовались его засосы. Он словно точно знал, где засосал и прикусил слишком сильно, потому что провел пальцами именно по ним.

– Исаак, – прошептала я.

– Да? – так же тихо отозвался он. Затем наклонился и прижался губами к моей шее.

Я кашлянула.

– Мы хотели поговорить.

– Знаю, – пробормотал он. Исаак развернул меня к себе, одной рукой продолжая держать за талию. Его взгляд бродил по моему лицу, рот приоткрылся, как будто он собирался что-то сказать. А потом он вдохнул полной грудью и… поцеловал меня.

Он меня поцеловал.

Горячо и глубоко. Словно у нас ничего не изменилось, словно мы все еще в той ночи, когда между нами все казалось правильным, а не странным.

Я забыла, что хотела сказать. Все слова до единого. Осталось лишь покалывание, которое он вызывал во мне. Я беспомощно цеплялась за него, когда мы попятились назад и ударились о шкафчики. И вздрогнула, когда одна из ручек врезалась мне в спину, но Исаак не стал извиняться, а просто просунул руку между мной и дверцей и продолжил целовать меня. Снова и снова. С ума сойти. Я потянула за его аккуратно завязанный пояс, и фартук упал на пол, он пробрался руками мне под футболку и сжал грудь. Мы вновь оказались там, где началась вся эта проблема. Но я не могла остановиться. Он не мог остановиться. Мы вели себя слишком легкомысленно и неумолимо двигались к грандиозной катастрофе.

Но свободное падение было просто потрясающим.

В среду я вместе с Доун пошла в галерею Робин. Она находилась в центре Вудсхилла, в торговом пассаже прямо рядом с молодежным центром. Вход мы отыскали только с третьей попытки, потому что он располагался в довольно неприметном уголке, а мы чересчур много болтали, вместо того чтобы обращать внимание на временно развешанные рукописные таблички.

На нижнем этаже старого кирпичного здания находился какой-то захудалый бар, поэтому я была скептически настроена, пока мы за группой пожилых людей поднимались по лестнице в галерею. Однако наверху у меня просто открылся рот.

Помещение с высокими белыми потолками выглядело просторным и светлым. И по бокам, и в центре зала были белые стены, повсюду висели фотографии на крупных экранах, подсвеченных прожекторами. Из колонок доносилась спокойная, тихая музыка, которую я замечала лишь краем сознания на фоне бормочущих голосов посетителей.