— Они в неотложке, — сказал Дейл, закрывая свой телефон. Последние пятнадцать минут он ходил с ним по комнате, пока я грызла ногти на диване, ожидая известий о судьбе Тревиса и Беллы. — А теперь расскажи мне, в чем дело, — сказал он. Он злился. Мне было все равно.

— Почему в неотложке? — спросила я. — Кто пострадал?

— Какая-то женщина в операционной. В нее стреляли. Ребенок здоров. Один из мужчин в полиции, другой…

— Какой мужчина? — Я хотела встать, чтобы быть с ним на одном уровне, но ноги меня не держали.

— Я не знаю, Робин. — В его голосе звучало отвращение. Я понимала: он чувствует, что я им манипулирую. Ему это не нравилось.

— Что ты хотел сказать про другого мужчину? — спросила я.

— У него легкое ранение головы.

— А где маленькая девочка?

— С ним. Все, в двадцать вопросов мы поиграли. — Он повысил голос и посмотрел на меня так, как он смотрел на своих политических противников. — Что, черт возьми, происходит? — Голос его повысился почти до крика.

— Ш-ш-ш! — Я указала на потолок. — Разбудишь постояльцев.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что это твой ребенок? Откуда ты знаешь этих людей? Каким образом ты с ними связалась? И какого черта ты стараешься испортить мне карьеру?

— Не говори со мной так, — сказала я, стараясь сохранить хладнокровие. — Не смей. — Я была зла на него до бешенства. Редкое для меня чувство. Редкое и наделяющее меня особой властью. — Замолчи на секунду, и я расскажу тебе, откуда я их знаю. Я все тебе расскажу. А потом я скажу тебе, что ты должен сделать для меня.

Он отступил на шаг и бросил на меня взгляд, говоривший: «Ты знаешь, с кем говоришь?»

— Кто ты такая? — спросил он. — Мне кажется, я тебя не знаю.

— Ты и в самом деле меня не знаешь, — сказала я. — Да и я тебя не знала.

— О чем ты говоришь?

— Вот что ты должен для меня сделать, Дейл. — Я встала, почувствовав себя сильнее и увереннее. Если я еще пока не напугала его, то скоро я это сделаю. — Ты пустишь в ход все свои связи, чтобы разрядить эту ситуацию. Ты умеешь это делать. Этот мужчина с девочкой — ее отец, Тревис Браун, ты поможешь ему избежать тюрьмы.

— Он занимался наркотрафиком. Я не могу…

— Нет, не занимался. Он попал в положение, от него не зависевшее. И знаешь что? Это не имеет никакого значения. Я не обязана объяснять тебе его поступки. Все, что нужно, — это не дать ему попасть в тюрьму. Ты это сделаешь.

— Я не могу.

— Можешь. Весь город у тебя в кармане. Ты это сделаешь.

— Кто он?

— Он — отец моего ребенка. Этой маленькой девочки.

— И ты от меня это скрывала? — Дейл побледнел. — Ты разрушишь все мое будущее.

— Нет. Этого я не сделаю, если ты выполнишь мою просьбу.

— Не смей меня шантажировать, Робин. Даже не думай. Я сделал для тебя все. Ты приехала в Боуфорт без друзей и без средств. Маленькое… ничтожество без всяких перспектив. И посмотри на себя теперь. У тебя есть все, чего ты только можешь пожелать. Как ты смеешь…

— Я говорила с Уиллом, — сказала я.

Он нахмурился, как будто не мог понять, о чем я говорю.

— Я знаю, что ты откупился от него, как в свое время твой отец откупился от его матери.

Дейл открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Он опустился на диван.

— Ты поможешь Тревису выбраться из этой истории, а я не стану доводить до общего сведения то, что мне известно. До выборов я буду притворяться, что мы — счастливая помолвленная пара, а потом я потихоньку исчезну. Но если ты не выполнишь мою просьбу, я разоблачу тебя, как лживого сукина сына, какой ты и есть.

Он покачал головой:

— Ты… я тебе не верю.

— Люди прощают многое. Они прощают и любовные шашни, и извращенцев, и проституток. Они могут даже простить тебя за то, что ты обманул их доверие. Но они не простят тебя за обман моегодоверия. Ты внушил им любовь ко мне, Дейл. — Я чуть не улыбнулась от сознания своей власти. — Спасибо тебе за это.

— Я скажу, что ты мне лгала.

— Я и Дебра? Тебя одурачили две женщины. Что скажут о тебе люди? Что ты дурак, неспособный ни о чем судить, не говоря о том, чтобы руководить?

— Я не могу этого сделать, — сказал он. — Я не могу помочь твоему… другу. — Он откровенно издевался. — У меня нет возможностей…

— Подумай лучше о том, как это сделать, — ответила я. — У тебя есть на это сутки. — Я подошла к двери и взялась за ручку. — Поверь мне, я хочу, чтобы Тревиса освободили, но мне доставило бы удовольствие рассказать народу, что я знаю о тебе.

— Ребенок… Почему ты не сказала мне? Ты же честный человек, я знаю. В глубине души честный. Почему ты не сказала мне о ребенке?

— Потому что я притворялась, что ее не существует. Только так я могла пережить последние несколько лет. Но она существует, и я хочу быть ее матерью, хочу больше всего в жизни.

— Ты все потеряешь, — сказал он. — Ты это понимаешь?

— Я приобрету кое-что получше. — Я подумала о той фальшивой жизни, какой я жила последние пару лет. — Что-то настоящее.

Медсестра подвела меня к занавешенному боксу в отделении неотложной помощи, и, поблагодарив ее, я вошла. Тревис сидел в каталке, опираясь спиной на приподнятый матрас. Глаза его были закрыты, и на руках у него спала Белла, ее голова лежала у него на груди. На голове Тревиса была повязка, на шее — фиксатор шейных позвонков. Я постояла какое-то время молча. На мне были брюки и тонкий спортивный свитер, одолженные мне социальным работником. Все эти вещи были мне велики, но зато они были сухие и теплые.

— Тревис? — позвала я.

Он открыл глаза и слегка выпрямился, не выпуская из объятий Беллу.

— Эрин! — обрадовался он. — С вами все в порядке?

— Все отлично, — ответила я. — А как ты? — Я притронулась к своей голове в том месте, где у него была повязка.

— Простите, Эрин, — сказал он, проигнорировав мой вопрос. — Я виноват, простите.

Я села на стул. Беллу тоже переодели, волосы у нее были все еще мокрые. На подносе у постели лежала ее розовая сумочка, а на бумажном полотенце — две фотографии, загнувшиеся по краям.

— Я знаю, — сказала я. — С тобой все нормально? Как дела у Беллы?

Он осторожно коснулся повязки на голове.

— Мы живы, и это главное. Я никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы сберегли Беллу. И извиниться даже толком не смогу.

— Со мной все хорошо, — сказала я. Впервые мне было так спокойно, как давно уже не было.