«Свинство эдакое!» – ругнулся про себя доктор, обнаружив на пути вывалившийся лиловым боком из полусорванных дверей собственного медицинского отсека родной и лелеемый тщательно квазибиотический регенератор. Безжизненно обвисший нейронными нитями. Из него с тоскливым хлюпаньем вытекала драгоценная плазма. Вот беда так беда! Но вдруг можно и починить. Недаром пан Збигнев мастер на выдумки хитрый. Однако бог с ним, с регенератором. Лишь бы сам пан Збигнев остался цел! Истинные разрушения предстояло узреть впереди. Суматошный жених Эстремадура забыл, разумеется, свернуть лабораторную дверь! Гусь лапчатый, теперь пусть подсчитывает убытки. Воздушной волной в открытую трубу гравитационного коридора вынесло практически все, за малым исключением, драгоценное оборудование. Трухлявой грудой остывали на полу острые обломки кристаллических сетчатых экранов, мерцали рассыпавшиеся ячейки голографических увеличителей, революционными баррикадами громоздились покореженные рабочие кресла и всяческая иная дребедень, назначение которой уже в любом случае нельзя было опознать.

Кое-как они, с оханьем и короткими репликами малопечатного свойства, добрались до штурманской рубки. В полутемном вечно отсеке, на удивление, было приглядно и непривычно светло. Оказалось, в последний момент Командор, хотя и дремлющий, успел на голом инстинкте запустить локальный гравитационный стабилизатор. На целую половину секунды быстрее, чем среагировала главная аварийная система. «Вот это человечище!» – с уважением подумал про себя доктор. Астрофизик и философ тоже пребывали в полном порядке. Зато Эстремадура окончательно и безвозвратно потерял штаны. Число кальсонных персонажей, таким образом, увеличилось на одного. Что ж, бог троицу любит. Когда Тана и доктор вломились в рубку, на сей раз, исключив ненужные церемонии, все в ней присутствующие как раз уставились в бессловесности на изображения полной внешней панорамы.

– Что случилось? – первым задал вопрос Арсений в самой общей, но животрепещущей форме.

– Архангел Гавриил его знает! – кощунственно отозвался Эстремадура, даже на секунду не отворотив вороний свой лик от экрана. – Мы пока что падаем.

– Куда падаем? – спросил ничего не понимающий доктор и подошел поближе. Тана тем временем уже опередила его, втиснувшись между мужем и Командором Хансеном.

– Не куда, а как, – веско сказал астрофизик, но все же утрудил себя разъяснением. – Видите, правое крыло панорамы демонстрирует движение по внутренней дуге. Как если бы «Пересмешник» скользил по ледяному желобу, идеально гладкому и так же идеально круглому. Мы словно внутри гигантского шара, сначала врезались в него, а теперь перемещаемся с огромной скоростью, прижавшись к его сфере. Причем скорость эта неуклонно растет. Будто бы вдоль поверхности, которой нет. По крайней мере, никакой поверхности приборы не обнаружили. И все же за нее нельзя проникнуть, и пространства далее тоже нет. Я показывал вам давеча.

Арсений понял достаточно, чтобы окончательно не понять ничего, и вместо ответа смущенно крякнул. Потом откашлялся. К нему повернулся Командор.

– Сказать по чести, мне самому мало что ясно. Но важно одно. Пока вверенному мне кораблю явно ничего не угрожает. Сколько времени мы будем падать подобным образом, неизвестно, поэтому предлагаю экипажу и пассажирам прийти в себя и отдохнуть. А через, скажем, пять часов заняться ремонтом «Пересмешника». Это будет разумно.

– Безусловно, так. Если что и сломано, то за пять часов хуже не станет. Но я, к сожалению, не могу последовать вашей рекомендации, пока не выясню, что сталось с паном интендантом и господином комиссаром Цугундером, – вежливо и не терпящим возражений тоном заявил доктор.

– Не стоит трудиться, – успокоил его Хансен. – Второй пилот уже доложил. Один выбитый зуб, пара ушибленных ребер – завтра мигом управитесь. Вдобавок Збышек обварил руку, говорил ему: возьми человеческий термостат! Так нет, его дурацкий кувшин разорвало, как же, стекло настоящее, старинное. Еще и порезался. Теперь усмиряет взбесившийся утилизатор отходов, Антоний ему помогает. А что делать? Гигиена! Цугундер треснулся брюхом о стенку, расквасил нос. Утер сопли и давай записывать по горячим следам впечатления, болван! И пес с ним. Меньше хлопот. – Затем Командор перешел на приказную интонацию: – Гражданских попрошу покинуть помещение! И ты, Монтана, иди. Желающие могут обратиться за моральной поддержкой к доктору, но, предупреждаю, спустя пять часов. Доктор тоже человек, и ему надо изредка спать. Что рекомендую сделать и всем остальным, воспользовавшись принудительными сновидениями.

Стали расходиться, как плебеи с форума после неудачной речи народного трибуна. Понуро и с тревожной вялостью взоров. Безмолвно и не поднимая глаз, удалился магистр Го Цянь, даже не попрощался в задумчивости, что было из ряда вон непривычным обстоятельством. Следом прекрасная Тана силком тащила своего кузнечика в поводу. Сеньор Рамон спать никак не желал, порывался инспектировать лабораторию. Доктор и без того знал, что инспектировать уже ровным счетом нечего, и потому горячо поддержал старания Таны. Лично доктор собирался последовать рекомендации Командора, самой разумной в нынешних условиях, и залечь спать, по возможности убедив примером остальных.

С грехом пополам удалось. На предписанные пять часов корабль словно вымер. Один Командор бодрствовал на посту. Но это и понятно. Именно теперь начинались его настоящие, командорские обязанности, ради исполнения которых и существует на корабле первое и главное, ответственное за все, всех направляющее, всех организующее, всех охраняющее человеческое божество. Арсений мог спать спокойно. Уж кто-кто, а нынче Э-модулярный психолог старому пирату не понадобится. Хансена как раз убивало отсутствие в равномерном течении жизни опасных, кризисных ситуаций, а не наличие оных. Перед лицом угрозы, да еще неведомой, Командор взбодрился, очухался от летаргической спячки духа, будто оголодавший сарацин, приметивший в песках Аравии бесхозный торговый караван.

После отдыха настала пора тяжелой работы. Для доктора Мадянова тоже. И не только в медицинском отсеке. Кратковременный плач по утраченному регенератору Арсений усилием воли прекратил, ибо тосковать было бесполезно, вряд ли даже пан Збигнев мог здесь чем-то помочь.

Зато вскоре доктору пришлось выдержать настоящий шквал пустых вопросов и в зачатке подавить два приступа паники. Кэти Мелоун, комиссар Цугундер, сосед Антоний и что, удивительно, магистр Го Цянь одолевали его по очереди одним и тем же непраздным, но лишенным смысла интересом: «Что случилось?» Доктор честно информировал о собственном незнании ситуации, добавляя непременно, что страшного не произошло и скоро происшествие разъяснится. И отсылал более-менее успокоенных им любопытных к Эстремадуре. Астрофизик в роли многострадального Иова причитал на развалинах своей лаборатории, не делая ни малейшей попытки хоть как-то прибраться, одновременно с надрывом излагая всем желающим историю исчезнувшего пространства. История та производила впечатление на каждого свое.

Магистр Го Цянь, несмотря на то что присутствовал непосредственно при событиях как очевидец, выпрашивал у «погорельца» какую угодно хлипкую теорию или объяснительный намек, выслушивал очередную фантастическую версию, задумывался на время, после чего шел на новый круг. Сначала к Арсению, затем к дорогому своему Рамону. При этом оказывал по пути ощутимую помощь в устранении беспорядка, подбирая и водворяя на место те или иные уцелевшие предметы корабельного инвентаря. Крипто с ухмылочкой выдержал только часть поминальной песни о сгинувших трех измерениях, затем вернулся обратно к доктору и сообщил, что звездочет, кажется, свихнулся от умственных потрясений. Рассказу Эстремадуры он не поверил ни на грош, а продолжал считать, что все дело в неполадках на самом «Пересмешнике», и конструкторам Семи Держав головы оторвать надо, если, конечно, кораблю суждено вернуться назад. Пока что Антоний руководил расчисткой в столовой и в зале упражнений, имея под началом Кэти, плюс двух уцелевших программных уборщиков, вскоре ему предстояло сменить на вахте Командора. Времени на разговоры оттого лихой бывший би-флайер Крипто имел мало. «Батальонный историограф» Цугундер таскался следом за Арсением и сеньором Рамоном поочередно, старательно записывал «гусиным» маркером каждое слово, вид имел прегордый. Попытавшись поначалу впасть в истерику при упоминании исчезнувшего пространства, Цугундер без особых усилий был утихомирен доктором, клятвенно уверившим «историографа» в полной безопасности корабля и напомнившим, что ответственный летописец теряет момент. Потомки этого не простят. Скоро, однако, Цугундера забрали на первый уровень как даровую рабсилу. Тана и пан Збигнев чинили сильно пострадавшие манипуляторы-погрузчики, им еще предстояло привести в порядок обширные склады, где теперь и черт запросто сломил бы себе не только ногу, но рога и хвост.