– Понятно, что не ради моих красивых глаз, – согласился ОН, оставив вне комментариев заявление о баранках. – Пришел, так узнавай, – а глаза у НЕГО в самом деле были красивые, темные, большие, о таких еще говорят «оленьи», девушке в пору, и вообще во внешности присутствовало нечто цыганское, баронское.

– Скажите, пожалуйста. Что вы знаете о пациентах нашего стационара такого, чего не знаю я? То есть, до сих пор, – спросил неловко. Иначе говоря, ни о чем. Оставалось только ожидать насмешливой или, того хуже, гневной отповеди. А после велит катиться ко всем рогатым в омут.

– Что называется, расписной поварешкой, да по лбу! Прыткий какой. Может, тебе еще секретные планы Плесецкого космодрома начертить? Или я мысли читаю на расстоянии? – ОН глумился, но прогонять вроде пока не собирался.

– А вы хотели, чтобы я дергал по одному перья из павлиньего хвоста? Раз уж Благоуханный вам звонил, то не за тем, дабы поведать, как солнце встало. Значит, детально пересказал нашу с ним беседу. Вот я и спросил, как вы сами предпочли, чтобы без лишних предисловий.

– Соображаешь. Даром, что философ, – ОН посмотрел на меня, будто на подлежащую препарированию, полудохлую лягушку. Даже и в полутьме салона я уловил, как напряглось, подобралось все его крупное тело. Саблезубый тигр, взбивающий земляную пыль перед прыжком, ястреб, камнем ринувшийся вниз на беспомощную черепаху. Но тут же ОН отвернулся. Видно, не показалась ему съедобной дичь. – Так и быть. Слушай. Но и только. Потом никаких вопросов, все равно ничего больше не скажу.

За все время, пока ОН вел относительно краткое свое повествование, «большой человек» ни разу на меня взглянул. Будто бы адресовался исключительно к мерцающей синеватым светом штуковине сбоку на рулевой панели, очень напоминавшей окошко осциллографа, с бегущими непрерывной чередой многоразрядными числами, обозначавшими невесть какую хрень. Впечатление – словно бы говорил сам с собой, а уж если кто подслушал, так это его, слушателя, собственные страх и риск.

Это случилось несколько месяцев назад. На православную пасху. В одной весьма и весьма солидной компании. Настолько избранной, что у рядового медбрата воображения не хватит, будь он трижды философ. ОН пришел не один, а с подручным подхалимом, старым пнем и старым псом, которого держал возле не за прошлые услуги и заслуги, но в силу укоренившейся привычки. Любому большому человеку нужен на подхвате маленький человечек. Этакий дрессированный хорек: тяпнуть, кого укажут, навонять, где прикажут, пролезть куда скажут и куда без мыла не протиснуться – и затем нырнуть обратно в хозяйский карман. Знал хорек много, но без глубинного разумения, слухов имел в запасе, хватило бы на целый «спецхран», но без системного учета, был в курсе всего происходящего и еще не произошедшего, что твоя «курилка» ТАСС, однако с трудом мог сложить два и два. Полезное существо, впрочем, самостоятельно, без верховного надзора, ни на что не годное. Один грех, в последние сход-развалочные годы стал регулярно закладывать за хорьковый воротник и крепко. Но ОН этому значения не придавал, пить – не колоться, дело обыкновенное, опять же – для снятия повседневного стресса, не всякий молодой и здоровый осилит дорогу сквозь будни демократического реализма. А тут старый хромой черт, никак не могущий взять в толк, что же такое происходит на торжище молодых бесов? ОН своего служебного хорька жалел, и потому частенько брал с собой. Пусть проветрится, на коротком поводке, авось, и пригодится. Но в тот раз не доглядел.

Гуляли вразнос. ОН не любитель застольных мальчишников для великовозрастных «державоукрепителей», потом неизбежно перетекающих в оргии с гетерами. Но нужно быть в курсе всего, да и мало ли что кому не по вкусу! Вот когда однажды в Намибии с местными вождями угощался печенными на углях, тьфу-ты, пропасть! тараканами, в кулак, или то были другие какие жукообразные… Доводилось, доводилось, много где – проехали! На чем ОН там…? Ага! Предлагалось к угощению все, что положено в таких случаях. Икра, понятно, не кабачковая, коньяк – ровесник его дедушки, шампанское – брют для разгону, дорожащиеся перворазрядные шлюхи, отличающиеся от дешевых классной упаковкой, но отнюдь не содержанием. ОН, как всегда, говорил мало, больше слушал: когда заискивающие слезные просьбы – не безвозмездно спасти и сохранить, – обычно имеющие в задних видах лютую подставу; когда и заманчивые прибыльные предложения, в коих о главной и последней награде – пуле в лоб, – из скромности не упоминают вслух. Знание, оно ведь сила, а знание тайное во все времена особенно ходкая валюта, вовсе не доллары и немецкие марки, как думают многие несведущие. Что же: качал головой, усмехался, отбояривался обозначающим пустое множество обещанием «подумать». Ловил рыбку большую и малую. Потому что, ЕМУ всегда доставало одного короткого косого взгляда, одного случайно вырвавшегося междометия, одного непроизвольного судорожного движения, чтобы досконально понять, какая поганка скрывается под вершиной айсберга ниже ватерлинии. ОН был страшно занят, решалось некое дело, сулившее надежный сговор в пользу пикантного государственного изменения, могущего стать судьбоносным. Да, иногда так бывает, не в кабинетах, но под «ты меня уважаешь», и потому ОН не доследил.

Крутился там один противный хмырь. Опасный, зловредный, и как всякое зло, неутомимый, однажды ему уж надавали по шапке, лучше бы прибили совсем. ОН эту породу знает, как облупленное пасхальное яйцо. Хмырь был из гребцов. Это которые только все к себе и под себя, без разбору, вплоть до таблеток от жадности, лишь бы побольше, и, в конце концов, пожирают собственные внутренности и собственную же блевотину. Термиты, смертоносные для любого государственного древа. Что? Да. Некий Ваворок. ОН попросил бы впредь не перебивать!

Хмырь этот знал – к НЕМУ напрямую не подступиться. Да и на кривой козе не объехать. Но, надежда, она, сука такая, всегда умирает последней. Поэтому хмырь прицепился к подхалиму-хорьку. А старый козел уже успел нализаться вусмерть. Отчего сделался тошнотно падок на лесть. В его дряхлых глазенках, конечно, хмырь залетный был дрянь и шваль, но уж очень хотелось показаться персоной значительной. Опять же, девки кругом, возводят размалеванные очи горе и раздвигают соблазнительно ноги, приманка, пусть и примитивная, виданная и пользованная, но хорек был уже не тот. Возжелалось ему райских яблок напоследок. Скорее всего, хмырь никаких конкретных намерений не имел, старый подлипала при самом лучшем раскладе мог послужить лишь начальной ступенькой к «большому человеку», но, как ОН уже сказал, гребец на то и гребец, дабы зариться на что попало. А вдруг пригодится? Тем паче, хмырь зван был разве для ровного счета, в компанию избранных на равных правах не входил, подумаешь, «коммерс»! Только свистни, пол-Москвы ему подобных сбежится, и разве из одной Москвы? Из Магадана чартерным рейсом на грузовом самолете, лишь бы позвали. Потому как, это запьянцовское застолье и следующее за ним банное утешение самые темные кулуары власти и есть. Власть еще сама того не ведает, что вызревает в ее далеких от телевизионного официоза недрах, тут словечко, там словечко, кто-то вздохнул, кто-то подхватил, и пошло-поехало. Конечно, в тех единственных случаях, когда речь идет о важных людях, рычаги этой власти страхующих или сторожащих для полного устрашения.