А маленького карманного зверька понесло. О действительных статских секретах он ни-ни! Разумеется, ни намеком не обмолвился. Валялся после в ногах и клялся-божился, богоматерью и собственной, родной. Только не его, хорькового, ума было право и дело – судить, какой секрет государственный, а какой так себе, серединка на половинку. Но речь не об этом. Но о том, что именно выболтало хмельное ботало. Заботы давно минувших дней, отставленные до поры, до какой – неизвестно, а многими за сиюминутными надобностями похеренные. Однако прихвастнуть вполне можно. Дескать, в забытом всеми небесными и нечистыми силами Бурьяновске стоит дуб, на дубе том ларец, в ларце селезень, а в селезне утка… Не затруднит ли ЕГО изъясняться прямо, без метафор и аллегорий? Как угодно! Вот в ЕГО время эзопов язык был в чести. Кстати, ОН просил не перебивать! Ну и молодежь пошла, никакого уважения к старшим.

Суть в следующем. Хорек раскрыл информацию, которая вообще никакому разглашению не подлежала. Гражданин Коростоянов выразил желание узнать то, чего он до сих пор не знает? Так ведь не только он. Но, к примеру, и главврач Олсуфьев, и полковник в отставке Благоуханный в том числе. Не много ли молодой человек на себя берет? Не в смысле наглости, но в смысле ответственности и дальнейших последствий? Терять нечего? Терять всегда есть чего. Тут речь как раз о сомнительных приобретениях, о чемоданах сокровищ и все без ручки, о шиле в мешке, о лепреконе в дупле, о часовом механизме с двойным дном и ложным взрывателем. В общем, дойдешь до края радуги, найдешь горшочек с золотом. Хорошенько подумал, говоришь? Да уж, всякому апостолу свой крест. Итак. Было сказано слово. О некоем персонаже, давно и официально признанном опасным элементом и душевнобольным, а на поверку умеющим вносить отдельные, малоприятные материальные изменения в наличествующую реальность вокруг себя, отчасти управлять ею, и вроде бы выходить за ее естественные пределы. Куда? До конца никто так и не понял, да и понимальщиков было раз-два, обчелся, не консилиум же собирать, там гриф особой важности и нерушимой строгой секретности. Подчеркнуть обязательно – преобразования именно материальные, здесь и сейчас, с непредсказуемым финалом, вовсе не провидческая трепотня, и не фокусы с внушением. Отнюдь не по своей прихоти и не одномоментно, но сила в его руках столь страшная, что сам персонаж без надобности к ней не прибегает. А вот какая его надобность, поди узнай. Полный псих. Однако, мирный, вреда от него ноль, но и обратить его способность к натуральной прибыли для державы не удалось. Потому что ведь, рисковать – крайних лопухов нет. И потому что, психа принудить насильно нельзя, бесполезно и чревато, разве захочет самолично. Заметка – по сей день не захотел. Уговаривать идейно дохлый номер, он умнее нас с вами. Порешили, пусть себе живет, затем и сослали в Бурьяновск, псих, кстати, не возражал. Наоборот, был, что называется, обеими руками «за». В одном хорек тогда устоял, ни за какие посулы и ни при каких обманных маневрах даже во хмелю имени того психа дошлому гребцу не открыл. Как тот ни наседал. Потому хорек жестоко не поплатился. ОН его упрятал до времени штатным дворником на государственную дачу, совестливо охраняемую, – это чтобы из самого хорька душу не вытрясли. Ведь если хмырь узнал про «А», то непременно пожелает разведать и «Б». Оттого что, хмырь этот, Ваворок, оказался как раз тем самым дураком, которых до него днем с огнем не сыскивалось на подобное дело. Это все равно, как слетать на Луну верхом на пушечном ядре. Но дурак оттого и дурак, что этого не понимает. Тщеславный, жадный холерный вибрион.

Чтобы не возникло лишних, оставленных без ответа вопросов, ОН доходчиво разъяснит пару моментов, могущих казаться щекотливыми. Почему широко известное и по сю пору могущественное ведомство не остановило преступные разыскания хмыря? Потому: в этом нет никакой нужды. Бывший «зэка» Ваворок и приблизительно не догадался, во что он влез. И хер вылезет. Одно удовольствие будет понаблюдать, как свернет себе шею. Кстати, без всякой спецслужебной помощи. Пострадали невинные люди? Так они завсегда страдают. Где вы видели, чтоб было иначе? Но это не имеет никакого отношения к текущей государственной безопасности. Пусть доблестная милиция разбирается. Все. Сказочке конец.

ОН посмотрел на меня. С сомнением посмотрел. Или мне показалось в густом полумраке душного салона. Во всяком случае, без прежней насмешливости высокого чина по отношению к мелкой случайной сошке. Словно бы я перестал вдруг быть досадным камешком под ногами, некстати зачерпнутым носком сандалии, но меня подняли, рассмотрели и узрели во мне неведомую ценность.

– Спасибо. Наверное, я пойду. Извините, что отнял у ВАС время, – а что еще мог я сказать? Строго было указано: никаких вопросов и любопытства сверх регламента. Я отлично представлял себе, с КЕМ говорил. Тут, как в аптеке, каждый лишний миллиграмм в рецептуре лекарственного средства уже яд.

– Ишь, ты! Однако, молодец. И куда пойдешь? – ОН не глумился, ОН и вправду интересовался. Зачем, я не сообразил сразу, лишь после минутного размышления: ОН решился дать мне совет.

Я думал, мне не мешали. Приговор, не приговор, но от моего ответа зависело многое. Я чувствовал это, именно потому, что ОН ждал. Чувствовал, но не надумал ничего. Пуста была моя голова. И сказал последнее, что мне еще оставалось. Правду.

– Не знаю. Куда-нибудь.

– Ты, парень, не дури. Действительно, хватит уже. Набегался и будет. Возвращайся назад в свой Жгучекрапивинск, или как там его?

– В Бурьяновск, – машинально поправил я.

– Я это и имел в виду. С юмором туго? Впрочем, тебе сейчас не до смеха, – ОН опять полез под рулевую колонку, неужто за детонатором? Я похолодел. Но нет – оказалось, обычная скромная барсетка, без шика и претензии, кожзаменитель и серо-стальной замок. Достал и положил на колени. – Короче, катись, откуда прибыл.

– ВЫ с ума сошли? – это вышел вовсе не вопрос с моей стороны, но риторическое возмущение. – Я же объяснил! Ведь за мной же! Натуральная охота! И ВЫ хотите, чтобы я привел хвост к…

– К кому? – ОН недовольно поморщился, словно бы устыдился моей внезапной непонятливости. – Все равно все дороги ведут в единственное место их схождения. Вот в этом заветном месте ты будешь в безопасности. Дурашка! Только обитатели стационара смогут тебя защитить. А ты думал – ты их? Ну, даешь! – ОН изумился искренне. – Твоя помощь нужна им, что британской королеве метеопрогноз в Звенигороде. А вот их – тебе, еще как! Дуй, давай! – ОН указал коротким кивком на дверь и сам распахнул дверцу со своей стороны. И опять его пальцы совершили вороватое движение вниз, и опять холодно блеснуло в них знакомое колечко.

Мы оба выбрались наружу. Ощущение мое было такое, словно бы я одесский партизан, уцелевший чудом и покинувший катакомбы в последний день войны. И не знающий, не ведающий, какова она будет, грядущая новая жизнь. Я должен был откланяться, после чего идти далее своей дорогой.

– Постой. Просьбы есть? – остановил ОН меня властно и резко, будто стреножил необъезженного, дикого мустанга, слова его полетели ко мне через крышу белого одиозного авто, радиолокационные антенны, точно две часовые стрелки, синхронным дрожанием отбивали последние секунды нашей с НИМ встречи.