– Она отлично целуется, – признаю я.

Она широко мне улыбается.

– Хочешь повторить?.. – предлагает она.

– Не-а.

Конор фыркает.

– Черт, чувак, ты не очень хорошо действуешь на женскую самооценку.

– Поверь мне, с ее самооценкой все в порядке.

– Да, – подтверждает Деми. – Я абсолютно уверена в своей офигенности.

– Да? – Конор приобнял ее одной рукой и теперь кончиками пальцев другой руки дразняще гладит ее голое бедро.

Несмотря на длинные рукава, черное платье Деми неприлично короткое. Я не помню, чтобы оно было на ней на игре. Когда она успела переодеться? Мне становится трудно дышать. Я недостаточно для этого пьян. И я точно недостаточно пьян, чтобы видеть, как рука Кона скользит вверх, остановившись костяшками на правой груди Деми, и поднимается к шее, которую он тоже начинает гладить.

У нее сбивается дыхание.

– Ты меня только что полапал?

– Нет. – Он непристойно ей улыбается, держа язык между зубами.

– Ты потрогал мою сиську.

– Да, потрогал, а не почувствовал.

– Это одно и то же. Да, Хантер?

Я не отвечаю. Мой рот полностью высушен. Я вспоминаю, как целовался с ней в клубе в Бостоне, как ужасно я хотел накрыть ее грудь обеими ладонями, провести большими пальцами по соскам, пока они не станут тверже льдинок. Но мы были на людях, и я этого не сделал. Я не могу такое сделать даже наедине.

Может быть, наблюдение за тем, как это делает Конор, принесет мне хоть какое-то удовлетворение? Бывает пассивное лапанье сисек?

Но Кон уже переключил внимание с идеальной груди Деми. Он наклоняет голову, и Деми пищит от удивления.

Я напрягаюсь, когда вижу, как его светловолосая голова утыкается ей в шею. А она, наоборот, смягчается, как теплое масло. Ее тело практически тает рядом с Коном, и она даже наклоняет голову, еще больше открывая ему свою шею.

Дышать больше не трудно – это невозможно. Ревность ровными ударами стучит в моей крови. Как и возбуждение. Я должен как можно быстрее встать и уйти. Любое промедление – пытка.

Но моя задница остается приклеенной к диванной подушке.

Конор поднимает голову с тяжелыми от желания веками.

– Я хочу тебя поцеловать, – шепчет он Деми, которая глубоко вдыхает.

Я обхватываю колено пальцами, чтобы они не сомкнулись в кулак.

Кон бросает на меня быстрый взгляд, подмигивает и приближает свои губы к губам Деми.

Мать твою.

Она принимает поцелуй, раскрывая для него губы, и я чуть не матерюсь вслух, когда вижу, как его язык проникает ей в рот.

Я сжимаю зубы. Наконец-то мой голос нашелся:

– Я пойду…

Деми разрывает поцелуй и кладет руку мне на бедро.

– Останься.

Божечки мои. Да, в этой комнате точно больше не осталось кислорода.

– Нет, – выдавливаю я. – Мне кажется, вам, ребята, нужно уединиться.

Конор облизывает нижнюю губу.

– Когда ты был в сортире, я рассказывал Деми о том, как ты вошел в комнату, когда мне отсасывали. Она сказала, что ничего более возбуждающего она не слышала.

Я резко смотрю на Деми, которая соблазнительно изгибает губы.

– Очень возбуждает, – говорит она горловым голосом. – Почему ты к ним не присоединился?

– Я тоже так сказал! – Кон опять начинает ласкать ее шею. Я знаю, когда он присасывается к ее коже, потому что именно в эти моменты она ахает от наслаждения. Когда он опять поднимает голову, то изгибает бровь и смотрит мне в глаза, словно говоря: «Я готов к чему угодно. А ты?»

Я не знаю, что я, черт возьми, чувствую. Я знаю, что тверд, как скала, и что так не должно быть.

Я знаю, что Деми проводит пальцами по волосам Конора длиной до плеч и тянет за светлые пряди, чтобы притянуть его ближе.

Я знаю, что, когда вижу, как соприкасаются их языки, то хочу вырвать его язык и носить его на шее, как военный трофей, пока я трахаю Деми прямо перед ним.

И вот тогда я не выдерживаю. Палящая ревность в моей крови борется с первобытной потребностью, заполняющей все мое тело. Я рычу как собака и вскакиваю на ноги, заставляя Деми встать со мной.

– Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.

У нее расширяются глаза.

– Какого черта?!

Конор только хмыкает.

– Мы уходим, – резко говорю я ей. Мой пульс скачет, дыхание неровное.

– Но…

Я затыкаю ее рычанием.

– Хочешь с кем-то переспать? Переспишь на хрен со мной. Пошли.

Деми

Я не помню, как мы доехали до дома Хантера. Не потому что я пьяна и не осознаю, что вокруг происходит, а потому что я так полна предвкушения, что не могу нормально думать и видеть. Черт, и слышать я не могу: единственный звук, который я замечаю, – это то, как непрерывно грохочет сердце.

Проломить Хантера было очень легко. Хотя лгать не буду: на мгновение я забеспокоилась, что пересекла черту между тем, чтобы заставить его ревновать и оттолкнуть. Не могу отрицать: целоваться с Конором приятно, но ничто не перекроет головокружительного волнения, когда мы вваливаемся в спальню Хантера и я замечаю ненасытный взгляд на его лице.

Он захлопывает дверь. Запирает ее. Затем движется на меня как хищник и останавливается, когда наши тела находятся друг от друга меньше чем в полуметре.

– Ты уверена? – У него низкий голос. Хриплый.

– Да. – Я сглатываю. – А ты?

Между нами проносится неровное дыхание.

– Да, к несчастью.

У меня отваливается челюсть.

– Серьезно, Хантер? Заниматься со мной сексом – это тако-о-о-е несчастье…

Он прерывает меня поцелуем, и я тут же забываю, о чем я ныла.

Я помешана на поцелуях этого парня. Горячих, страстных, в них ровно столько языка, сколько нужно – без перебора и слюнявости. Он знает, как заставить меня стонать, как соблазнить меня своим уверенным, умелым ртом. Его язык соблазнительно касается моего, а большие ладони опускаются на мою задницу, поглаживая линию кожи, где заканчивается платье Бренны.

– Это платье чересчур короткое, – шипит он мне в ухо, прежде чем проскользнуть под ткань руками и сжать мои ягодицы. В этих стрингах моя задница практически голая.

– Коротко – это плохо? – сбивчиво спрашиваю я.

– Да, когда на твоем бедре лежит рука Конора Эдвардса.

– Ревнуешь?

– Да. – Никакого отрицания, только чистый голод в его темных глазах. Он стягивает с меня платье, отбрасывает его в сторону и отходит назад, чтобы полюбоваться моими трусиками и откровенным бюстгальтером.