Вместе с тем знаю, что вопрос о приоритете – очень тонкий, я бы даже сказал; щепетильный вопрос. Длительное время в нашей технической литературе утверждалось, что в СССР впервые был создан многорезонаторный магнетрон. При этом ссылались на статью Малярова и Алексеева, опубликованную в начале 30-х годов. Занимаясь после войны магнетронами, я как-то спросил Николая Федоровича Алексеева, которого хорошо знал, его мнение по этому вопросу. Он ответил: «Ну, что вы; мы просто проводили эксперименты с простейшими макетами, а о создании образцов даже и не думали».

Не утихает до сих пор и спор о приоритете на первый советский радиолокатор, который создавался в 30-е годы. Существуют разные мнения на этот счет, хотя никто не может отрицать факта присуждения Сталинской премии группе под руководством Ю. Б. Кобзарева.

Возвращаясь к телевизионному прошлому Расплетина, должен, с сожалением, отметить, что не успел поговорить с ним об этом. Кое-что рассказывал мне Александр Эмдин, его верный сподвижник, работавший с ним до войны в Ленинграде. Саша был не только искусным монтажником радиоаппаратуры, но и так сказать, незаменимым «управляющим» всем сложным «хозяйством» комплекса. В быту Саша шутил и даже озорничал, но при появлении Расплетина принимал серьезное выражение лица, что называется, «держал марку». Саша рассказывал, что вместе с Расплетиным приезжал из Ленинграда в Москву для проведения испытаний и сдачи разработанного телеприемника, а также о положительных результатах этой работы. О телевизионных пристрастиях самого Расплетина могу судить по следующему эпизоду. Однажды на столе у Саши появился немецкий телевизор, как потом выяснилось, вывезенный из Германии. Через некоторое время пришел Расплетин, сел за стол и начал изучать начинку прибора. После этого, указав Саше на контуры в приемной части, просил их демонтировать. Саша это сделал, и Расплетин, взяв в руки катушки контуров, начал сам их перематывать. Делал это в течение нескольких дней по вечерам, после чего подгонял контуры по частоте. В это время в Москве началось регулярное вещание, и Расплетин не хотел отставать от прогресса.

Я так подробно развиваю тему «Расплетин и телевидение» ибо многие последующие технические идеи вызрели у него, я убежден в этом, на почве его телевизионного опыта. Имею в виду идею сканирования пространства, которую он многократно использовал, а также идеи синхронизации сигналов, почерпнутые им, а затем Кияковским из области телевизионной техники.

Одаренность Расплетина, безусловно, от бога, но он прошел нелегкий жизненный путь, способствовавший формированию его личности. Насколько мне известно, он был выходцем из купеческой семьи, это накладывало на него серьезный социальный отпечаток, в частности ограничивало его возможности на поступление в высшие учебные заведения. В 20-ые годы в ВУЗы принимались дети трудящихся сословий – рабочих, крестьян, ремесленников и т. д., в меньшей степени из интеллигентных семей. Остальным надо было иметь производственный стаж. По-видимому, и Расплетину пришлось пройти серьезную трудовую школу прежде, чем он мог называть себя студентом вуза. Я уже говорил, что в 30-ые годы он успешно работал по специальности. Но вот началась война, Ленинградская блокада, голод. Он теряет жену. Его вывозят из города. Эвакуация, затем Москва. В институте работало много ленинградцев, они прошли такой же путь. Когда я появился в лаборатории, признаки прошедших военных лет были уже ослаблены, но Саша Эмдин рассказывал мне тогда, что совсем недавно они с Расплетиным продавали небольшие излишки хлеба, чтобы купить папиросы, недостающие продукты и т. д. У Расплетина была семья, которую надо было кормить. Частная продажа хлеба велась обычно около булочных, но это надо было делать умело, так как могли задержать и обвинить в спекуляции.

На лице Расплетина следы прошедшей войны уже не были видны, но я помню его поношенный синий бостоновый костюм с протертыми на сгибах и лоснящимися на локтях рукавами.

Теперь я хочу рассказать о работе Расплетина как руководителя крупного заказа и главного конструктора разработки.

Когда приступал к этой теме, он фактически начинал с нуля. В классе систем, которыми он собирался заниматься, никакого положительного или даже негативного опыта не было, литературные данные практически отсутствовали. Начать с того, что были серьезные сомнения по коренному вопросу о распространении волн сантиметрового диапазона в приземном слое: возможна ли вообще локация наземных объектов, насколько ослабляется отраженный сигнал, как действует фактор земли и растительности на ней, велико ли влияние гидрометеоров (дождь снег и т. п.), волны какой поляризации надо излучать и т. д. Берг заранее озаботился и создал в институте мощную по тем временам школу по проблеме распространения радиоволн. Введенский, Фок, Леонтович и более молодые Вайнштейн, Школьников, Колосов – вот имена, которые представляли эту школу. Были организованы совещания, на которых Расплетин мог выслушать мнения специалистов по обсуждавшимся вопросам.

Другой круг проблем был связан с созданием антенны. Расплетин исходил из принципа сканирования. Было совершенно неясно, как обеспечить сканирование в сравнительно широком секторе пространства при сохранении параметра луча, малом уровне бокового излучения, высоком КПД, хорошем согласовании и т. д., и т. п.

Расплетин начал с кадрового вопроса: к руководству бригадой антенщиков – разработчиков он привлек своего старого друга по Ленинграду Евгения Николаевича Майзельса. Майзельс имел большой опыт работы, неплохо разбирался в вопросах теории. Мне пришлось длительное время работать и общаться с Майзельсом. Это был думающий человек. Евгений Николаевич никогда не спешил высказывать свое мнение. Он изучал проблему, рассматривал варианты, советовался с коллегами. Если надо было организовать эксперимент, он привлекал энтузиастов, умело администрировал и получал результаты. Факты, собранные им, как правило, были убедительны, и к ним прислушивались. В быту и общении это был надежный человек и друг. У меня остались лучшие воспоминания о нем. После тщательной теоретической проработки и многочисленных экспериментов остановились на волноводной щелевой антенне. Ее разработку вместе с Майзельсом вел молодой ученый Михаил Заксон. Антенна, отвечающая поставленным требованиям, была создана, изготовлена и успешно прошла испытания.

Другие проблемы были связаны непосредственно со станцией. Для решения тех или иных вопросов Расплетин чаще всего собирал совещания, которые проходили обычно в его кабинете. Дым валил клубами, многие курили, шла, как теперь говорят, мозговая атака. Расплетин не стеснялся привлекать знающих людей. Вырабатывалось решение.

Одновременно шла работа по конструированию станции. Использовался потенциал мощного конструкторского отдела, созданного Бергом и Кугушевым. В работе было задействовано много конструкторов. Заместителем Расплетина по конструкторской части был тоже ленинградец Меир Табиасович Цуккерман. Это был крупный специалист своего дела и вместе с тем скромный человек, он был активным участником на всех этапах работы.

Расплетин много работал. Я был на его семинарах и убеждался, что он «глубоко копает». Он просчитывал важнейшие параметры, никогда не забывая о «нюансах». Тщательно готовил аппаратуру к испытаниям, добивался их проведения на всех важнейших этапах работы.