до Красноярска и в тот же день вылетел к Владимиру.

9

Вот уже третий месяц, как он здесь, а Красноярска, по существу, не видел. Научно-исследовательский институт теплофизики, где он работал, находился в старом городе, на левом берегу Енисея, а жил Владимир в квартире Аниной подруги, на правом берегу. Добираться до НИИ приходилось двумя автобусами и трамваем. Почти два часа.

Спал Владимир мало: не более четырех-пяти часов в сутки. Больше никак не получалось. Осунулся, почернел.

Лаборатория, в которой работал Владимир, занималась моделированием процессов теплообмена в двигателях. Процессы эти были не изучены и сложны, описывались они, в математическом отношении, очень громоздкими уравнениями, которые нельзя было решить ни аналитически, ни с помощью электронно-вычислительных машин (все упиралось в программу, а составить ее на данном этапе не было возможности). И вот тут-то на помощь приходил сеточный электроинтегратор...

Первый месяц Владимир присматривался: в этом НИИ задачи, решаемые на электроинтеграторе, заметно отличались от тех, с которыми он сталкивался в Киеве как гидрогеолог. Поначалу ему было, в общем-то, безразлично, чем, собственно, занимается лаборатория прикладной механики, зато потом появился какой-то странный, беспокойный интерес. Захотелось вникнуть поглубже, разобраться в математических уравнениях и процессах. И Владимир садился за книги по механике, делал выписки. Вскоре он уже довольно сносно разбирался в теории теплообмена, и это не преминул отметить на утренней летучке начальник лаборатории Морозов.

— Эдак пройдет еще месяца два — и вы полностью переквалифицируетесь на теплофизика, — сказал он полушутя-полусерьезно Владимиру, приглаживая ладонью рыжую, как просяной веник, шевелюру.

К своему новому работнику Морозов относился доброжелательно, с нескрываемой симпатией. Он любил людей смекалистых, мыслящих по-своему, пусть даже и не всегда правильно. Кравчук начал смело. Сразу же поставил на сеточном электроинтеграторе два дополнительных узла: переносной миниатюрный пульт и приспособление для замера потенциалов. До прихода в НИИ теплофизики этого гидрогеолога из Киева оператор делал в день около ста замеров, то есть сто раз вставал со стула и садился на него. Теперь же такой «гимнастикой» можно было не заниматься. В день экономилось три часа. Побольше бы таких гидрогеологов в НИИ теплофизики! Жаль вот только, что Кравчук скоро уйдет. Спешит...

Да, Владимир действительно торопился. Никогда прежде он не испытывал такой сильной тяги к работе.

И все же дело, ради которого Владимир, собственно, и приехал сюда, подвигалось медленно. Как он ни старался, как ни спешил, а за три месяца удалось сделать лишь половину намеченной ранее работы. Сеточный электроинтегратор предоставляли в его распоряжение (по личному ходатайству Морозова перед директором НИИ) с 16.00 до 23.00, то есть на семь часов. А потом лабораторию опечатывали, и Владимир бежал на автобус: последний рейс в новый город в 23.15. Безусловно, семь часов — это немало, но ведь вначале надо было поужинать в столовой, на что уходило минут пятнадцать, еще столько же — на хождение по магазинам за продуктами на завтрак. Только после этого можно было приниматься за моделирование процесса осушения Южного участка. И все же Владимир не унывал: дело медленно, но верно продвигалось вперед.

«Давай, Вовка, жми на полную катушку! Жми без оглядки!» — подгонял он себя. А после работы, когда возбуждение сменялось тяжелой литой усталостью, к груди подкатывало чувство растерянности, боязни. Удастся ли выполнить задуманное? По плечу ли ему сдвинуть эту глыбу? А может... плюнуть на все и укатить куда-нибудь на Чукотку? В полевую партию — на гидрогеологическую съемку? Там не будет такой изнуряющей спешки, нервотрепки. Там будет легче.

Но он сразу же отметал эту мысль: нет, надо выдержать! Со щитом или на щите. Такая, видать, у него доля. Он сам выбрал этот путь.

Все осложнялось не только лимитом времени (прибор дали лишь на шесть месяцев и ни на день больше!), но и тем, что предстояло прокрутить на электроинтеграторе уйму различных комбинаций вертикальных водопонижающих скважин. Менялась глубина скважин, их количество, местоположение, время ввода в эксплуатацию. Почти как спортлото. Цифр, в общем-то, немного, а комбинаций из этих цифр — как деревьев в тайге. Правда, в спортлото — легче: в спину никто не гонит, да и проигрыш невелик, только тридцать копеек. Не угадал — и бог с ним. А тут все гораздо сложнее. Нужно не угадать, а математически решить, найти. И в этом вся трудность.

Туго пришлось бы Владимиру, не помоги ему Аня. Опять-таки по ходатайству Морозова ей выписали временный пропуск на право посещения лаборатории механики в вечернее время. Владимир замечал, что если рядом Виноградова — работается лучше, сноровистее. Появляется чувство уверенности, какой-то бесшабашной легкости.

Анин институт находился в противоположном конце города — на правом берегу Енисея. Она заканчивала работу в пять и уже где-то около шести, запыхавшаяся, раскрасневшаяся от мороза, переступала порог лаборатории механики.

— Ты что, такси берешь? — удивленно спросил у нее однажды Владимир.

— Беру, — просто ответила она.

Он осуждающе покачал головой:

— Этак и зарплаты не хватит. — И мягко добавил: — Не делай больше этого. Пожалуйста.

Она сняла пальто и шапку. Взяв в зубы заколку, причесала волосы перед черной стеклянной дверцей шкафа сопротивлений. И, пропустив мимо ушей то, что сказал Владимир, повернувшись к нему, с улыбкой произнесла:

— Карту остаточных столбов воды в песках я вчера закончила. Что делать дальше?

— Построй теперь, пожалуйста, гидрогеологический разрез.

— Масштабы и условные обозначения прежние?

— Ага.

Дальше так и работали: Аня, включив трехсотваттную лампу, строила на столе, у макета новой мощной турбины, гидрогеологический разрез, а Владимир, щелкая тумблерами, делал замеры на сеточном электроинтеграторе...

Они поглядывали друг на друга, и обоим было хорошо. Что-то невидимое уже прочно связывало их, согревало.

Где-то в десятом часу вечера зашел Морозов. Не снимая заиндевелой шубы, лишь расстегнув ее, поздоровался с Аней. От него пахло снегом и душистыми сигаретами.

Морозов походил по комнате, рассеянно рассматривая осциллографы и датчики, поинтересовался у Владимира, как продвигается моделирование скважины. Чувствовалось, что он хочет завести с Кравчуком какой-то важный разговор, но не решается. И тогда заговорил лаборант:

— Боюсь, Геннадий Палыч, одного: не успею я к первому июня все сделать. А ведь после первого электроинтегратор у меня заберут...

— Ничего, успеете... Каждую пятницу можете теперь моделировать на интеграторе свое осушение с восьми утра и до одиннадцати вечера. Помощников берите столько, сколько вам надо. Не стесняйтесь... — Увидев недоуменно улыбающееся лицо Владимира, Морозов нахмурился. — Чему удивляетесь? Вы нам помогли? Помогли! Теперь наш черед. Кто-то же должен подсобить вам с