несколько раз на Кедровский разрез, убедился в том, что подземный дренаж на Южном участке — это далеко не самый лучший вариант.

— Но ведь подземная схема утверждена Москвой!

— Ну и что? Наука не стоит на месте...

Вот тут-то и начали проявлять активность молчавшие до того члены ученого совета. Посыпались вопросы, уточнения...

Петра Михайловича удивила такая активность некоторых членов ученого совета. Почти все предыдущие заседания проходили тихо, спокойно. Никто ни с кем не спорил. А тут на́ тебе: мнения резко разделились. Одни члены ученого совета ругали Владимира (за невыполнение задачи во время войны отдавали под трибунал!), считали, что он просто обязан довести тему до конца, ведь на карту поставлена честь всего коллектива во всесоюзном соцсоревновании научно-исследовательских институтов!

Другие же члены совета были в сомнениях. Может, и в самом деле, говорили они, нужно сообщить в министерство о причинах плохой работы вертикальных водопонижающих скважин на Северном участке? Вполне возможно, что и на Южном участке тогда кое-что изменится в плане осушения. Для этого, судя по докладу аспиранта, есть веские причины, и с ними, наверное, надо считаться.

Третьи (это была самая малочисленная группа: профессора Яковенко и Теплицкий, доктор экономических наук Ларионов) предлагали самым серьезным образом рассмотреть возможность применения для дренажа Южного участка вертикальных скважин. Попытаться найти внутри НИИ средства на эту тему, людей... Жить вчерашним днем нельзя, тем более — в ученом мире. И ссылки на соцсоревнование неуместны. Не все в науке измеряется количеством...

Петр Михайлович и на этот раз удержался от дискуссии. Пусть перемелется.

Владимир оживился, с признательностью поглядывая на Яковенко, Теплицкого и Ларионова. Но затем выступил Зубарев, и все, как и предполагал Петр Михайлович, вернулось на круги своя.

— По-моему, товарищи, мы отвлеклись, — произнес директор института, не поднимая глаз. — Научно-исследовательский план на пятилетку нам никто не снимет, тем более по такому важному объекту, как Южный участок Кедровского разреза. Отсюда вывод: ни о каком изменении тематики, на мой взгляд, не может быть и речи! Трудовая дисциплина, повышение производительности труда и соцсоревнование — все это теснейшим образом взаимосвязано между собой... У меня вопрос к Владимиру Петровичу Кравчуку: согласны ли вы продолжать вести тему (без всяких отклонений в сторону, разумеется!) по подземному дренажу Южного участка?

— Нет, эту тему я вести не буду.

— Почему?

— Я — научный работник. А заниматься изобретением велосипеда не имеет смысла. Он уже давно изобретен, — стал на дыбы Владимир.

Петр Михайлович слушал сына и морщился. Зачем эти кавалерийские наскоки? Они только восстанавливают людей против сына. Тоже мне, учитель нашелся — мораль читает. А ведь хочет же остаться в аспирантуре! Хочет, но не умеет вести себя, правильно построить защиту.

— Вам бы, Владимир Петрович, поучиться у своего отца скромности и приличию, — укоризненно заметил Добрыйвечир, а Зубарев насмешливо-снисходительным голосом добавил: — Ему скромность не нужна! Он, очевидно, считает себя гением!.. Стыдно, молодой человек! Тут ведь сидят уважаемые всеми люди, кандидаты и доктора наук...

— Чепуха! — запальчиво отмахнулся Владимир. — Никаким гением я себя не считаю! Главное для меня то, что поверхностный способ дренажа не засоряет воду, чего не скажешь о подземной схеме осушения. Я несколько раз ездил на разрез и знаю о Кедровском месторождении чуточку больше, чем сидящие здесь члены ученого совета.

— Ну и что? — невинно произнес Зубарев. — Все члены ученого совета еще неделю назад ознакомились с соображениями Игоря Николаевича Бокова по поводу осушения Южного участка. Подземная система на данном этапе лучше. Вас же и газета не поддержала. Не думайте, что только вас одного волнует охрана окружающей среды. Для того чтобы вода не загрязнялась, мы предусмотрели на Кедровском месторождении очистные сооружения!

— Они очень дорого стоят. И возводить их непросто.

— Ничего. Сделаем.

— Но при поверхностном дренаже сэкономится много подземной воды. Очень много! Ее не надо будет забирать из горных пород! — упорствовал Владимир.

Зубарев прищурился.

— Вы что же, подсчитали, что нужнее, дороже государству — вода или уголь? По какому, простите, способу? Ну а самое главное — и тут я полностью на стороне Игоря Николаевича! — где гарантии, что вы обеспечите скважинами безопасные условия для работы в забоях людей и горных машин? Ведь для нас жизнь людей — это самое важное, самое дорогое!

— Гарантии будут.

— Когда? Через десять лет? Да и кто их даст? Госстрой?

Владимир молчал. Он сказал все, что хотел. О чем думал неделями. Его душила обида, сердце билось часто и глухо.

«Как мы иногда умеем пользоваться тем, что в нашей стране на первом месте стоит забота о человеке, — усмехнулся он с горечью. — Безопасность шахтеров, нормальные условия для работы горных машин. Если сделать по науке — все будет! Но почему никто не думает, как потом жить человеку на этой земле?»

— Будем заканчивать, товарищи. Поскольку мнения разделились, давайте голосовать... — Зубарев обвел испытующим взглядом сидящих в зале людей, свел в твердые складки кожу на костистом лице. — Итак, кто за то, чтобы... исключить Владимира Петровича Кравчука из заочной аспирантуры нашего института? Голосование открытое, это не защита диссертации... Прошу поднять руки!

Подсчитали голоса: десять — «за», семь — «против» (в том числе секретарь парткома Добрыйвечир), трое — воздержались от голосования, к ним принадлежал и Кравчук-старший.

Решение ученого совета не явилось неожиданностью для Петра Михайловича, такого поворота событий следовало ожидать. Удивило его лишь то, что Добрыйвечир поддержал, по существу, Владимира. А ведь он, Петр Михайлович, был почти убежден (по опыту предыдущих заседаний ученого совета), что секретарь парткома и теперь станет на сторону Зубарева. У Петра Михайловича сложилось уже мнение, что Добрыйвечир — человек «поющий» всегда с чужого (зубаревского!) голоса. А получилось — наоборот. Странно.

«Полный провал! — думал уныло Владимир. — Боков, конечно, всеми силами и средствами будет теперь защищать подземный способ осушения. Если на Кедровском месторождении применят вертикальные скважины, его докторская во многом проиграет. Он, конечно, может сосредоточить внимание на других карьерах — благо в Союзе подземную систему осушения еще широко используют, — но ведь Кедровский разрез — крупнейший в стране. Бокову очень хочется, чтобы его идея прошла именно здесь. Нужна красивая упаковка для товара. Дабы товар этот бросался в глаза!

Ну а Зубарев? Почему он против? Загадочный человек этот новый директор института. Оверкина утверждает, что двенадцать лет назад, будучи в составе экспертной комиссии министерства, Зубарев