Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кого?! – так и вцепился в него Рас. – Лану?
– Ага, – кивнул Ферен. – Я там охранником работал, у нас ведь людей с моим телосложением сразу в костоломы записывают.
– А я ее любил, мы в одном классе учились... – зубы сами по себе заскрежетали.
– Прости... – омрачилось лицо юного гиганта. – Я бы ни за что о ней не заговорил, если бы знал...
– Ничего, я уже в порядке, – хрипло ответил Рас и назвался. – Больше никого из нашего города нет?
– Не знаю, – пожал плечами Ферен. – Знакомых лиц не вижу. Хотя нет, постой – это же дочка нашего тренера по боевым! Пошли, познакомлю.
Рас безразлично кивнул, и они начали пробираться сквозь толпу к высокой некрасивой девушке в очках. Ее взгляд, который, наверное, обычно отражал только грусть, сиял радостью. Ферен улыбался про себя, пытаясь представить себе ее реакцию при виде дуболома, каковыми она искренне считала учеников своего отца. Вспомнился смешной случай, и парень не удержался от ухмылки – девушка стояла недалеко от его поста в обществе трех субтильных мальчиков и цитировала стихи сетевого поэта-бунтаря, скрывавшегося под псевдонимом «Сын Ветра». Девушка с легким презрением посматривала на «тупого» охранника, даже не подозревая, что цитирует сейчас его стихи. Он скрывался, так как если бы узнали, то с работы поэт вылетел бы во мгновение ока и вряд ли потом нашел бы другую. Слишком не любили власть предержащие на Мооване тех, кто выделялся из серой массы. Так девушка и не узнала бы его тайны, если бы не нынешняя встреча.
– Здравствуйте, Рада! – склонил голову в приветствии бывший охранник.
Та с изумлением обернулась, не понимая, кто мог позвать ее здесь, на корабле ордена. И онемела – перед ней стоял один из дуболомов, тупых ученичков отца, работавший где-то охранником. Ни на что большее он явно не тянул, даже отец жаловался на особую тупость этого бугая. И он здесь? Среди аарн?! Девушка тихо застонала и едва не потеряла сознание. Неужели все, что орден говорит о себе – ложь?!
– Позвольте представиться, – снова иронично усмехнулся дуболом, – в инфосети вы могли знать меня, как Сына Ветра. И мне, кстати, было очень смешно, когда вы, стоя рядом со мной, цитировали мои собственные стихи.
Его стихи?! Только тут до Рады начало доходить. Такого отчаянного стыда девушке испытывать еще не доводилось, да и не представляла она, что человеку может быть настолько стыдно. Ведь Рада всегда считала себя девушкой умной, не имеющей предрассудков, и при всем том заранее осудила человека по внешнему виду, совсем его не зная...
Она с изумлением смотрела на двухметрового амбала с грубым лицом. Ну никак не походил он на поэта, тем более на такого поэта, как Сын Ветра. Поэта, чьи стихи заставляли кричать и плакать, плакать от тоски по неведомому и недостижимому. Поэта, чьи стихи вызывали отвращение к обычной жизни, жизни полуживотного. Поэта, чьи стихи звали ввысь и заставляли душу жаждать серебряного ветра звезд больше самой жизни. Рада снова внимательно всмотрелась в его лицо – какая-то деталь выбивалась из общей картины. А какая? Глаза, умные, ироничные, с какой-то сумасшедшинкой глаза. Да, глаза Сына Ветра могли быть такими... Да и не мог сюда попасть тупой амбал. Рада снова покраснела и неловко кивнула в ответ на его приветствие.
– Это наш земляк, Рас, он тоже из Ран-Форта, – наклонился к ней Ферен и понизил голос. – Только не говорите при нем о погибшей девушке, он ее любил...
Рада вздрогнула, вспомнив переданный орденом для народа Моована репортаж о допросе и смерти несчастной Ланы Дармиго. Бедный парень, как ему, наверное, сейчас тяжело... Она с чисто женской жалостью посмотрела на подошедшего поближе Раса – действительно в уголках глаз застыли слезы, взгляд отрешенный. Чудо, что он тоже сюда попал...
Девушка так мечтала об ордене, ей было так плохо внизу, жажда чего-то чистого и невероятного не давала дышать. Но если бы не все случившееся в последние дни, она так никогда и не решилась бы выкрикнуть Призыв, считая себя недостойной. До сих пор Рада удивлялась собственной смелости. Почему она все-таки выкрикнула в небо: «Арн ил Аарн»? Этого девушка не знала, наверное, просто больше не могла жить без надежды. И теперь никак не могла поверить, что она уже не дома, а здесь, на одном из дварх-крейсеров легендарного ордена. Тем более на корабле самого Сина Ро-Арха, Черного Палача, как называли его правители человеческих миров. Называли, потому что он первым обрушивался на тех, кто творил зверства ради безраздельной власти.
– Братья и сестры! – привлек внимание новичков звучный, наполненный любовью и силой голос. – Дети мои!
Говорил с помоста Илар ран Дар. Таким Командора не видел никто из внешнего мира. Никогда. Люди замерли, ошеломленные неистовой силой любви, рвущейся из него и направленной к ним. Он весь горел этой любовью, он действительно видел в них своих детей, часть себя самого, даже больше, наверное. Его худое лицо казалось прозрачным, глаза ежесекундно меняли цвет, он протягивал к новым аарн руки, и столько надежды было в этом жесте, что каждому стало не по себе.
– От нас ушла наша сестра, Лана, – продолжал говорить Илар ран Дар, и голос его звенел в мгновенно возникшей тишине, пронизывая каждого до глубины души, – она ушла, но навсегда останется с нами, в нашей памяти и наших сердцах. Она оставила нам два нечеловечески прекрасных города и сколько бы их она еще построила, если бы ее жизнь так подло не оборвали... Но палачи заплатили за это, и пусть теперь господа пашу помнят, что бывает с теми, кто тронет хоть одного из нас! Мы преподали им урок. И я счастлив, что среди народа Моована, правители которого совершили это чудовищное преступление, нашлось столько несущих в сердце серебряный ветер звезд! Вам всем было там, внизу, тесно и больно. Теперь вы среди тех, кто любит и понимает вас. Никто из вас больше не будет одинок!
Командор с минуту помолчал, глядя на новоиспеченных братьев и сестер. И каждому из сотен и сотен почему-то казалось, что Великий Мастер смотрит именно на него, оценивает именно его или ее неладную жизнь. А ладной жизнь не была ни у кого из них, для желающих странного это попросту невозможно. А Командор стоял и улыбался, и за одну эту улыбку любой готов был отдать эту самую неладную жизнь.
– Каждый из вас истосковался по любви и пониманию, – снова зазвучал гулкий голос. – Каждый так устал от одиночества. Но, повторяю, вы больше никогда не будете одиноки! Сейчас я открою вам то, о чем ни один аарн никогда не говорит никому во внешнем мире. Это наша величайшая тайна, величайшая радость и величайшая гордость. Мы все – эмпаты! Мы чувствуем все, что чувствует другой аарн и всегда слышим, когда кому-нибудь из нас плохо и больно. И никто не оставит брата или сестру страдать в одиночестве! Способный на такое не сможет стать одним из нас, его просто не позовут. Как никогда не позовут нечистого душой. Способного сделать зло другому и получить от этого удовольствие. Об этом можно много говорить, но никакие слова не заменят невероятного чувства, ощущения, что тебя любят и поддерживают миллионы и миллионы. Впрочем, очень скоро вы поймете это сами, дети мои.