1

Теперь враги сошлись вплотную. Неуклюже и неотвратимо мраморный надвигался на бронзового, но тот раз за разом уворачивался от разведенных каменных рук. Или уже не каменных? Камень не гнется, он трескается, но на сияющем белом теле нет ни царапины! Неуязвимый монстр в древних доспехах… Это слишком даже для импарсиала!

Слова молитвы так и рвались наружу, но Хайме сжал зубы: на груди Хенильи отчетливо проступал крест, а тело обволакивал тот самый нездешний свет, из которого вылетел Коломбо. Если небесам угодно сотворенное командором, к ним лучше не взывать…

Карлос вновь отступил, знакомо махнув рукой, словно на что-то решившись. Хенилья остановился, по-бычьи наклонив голову в шлеме, и топнул ногой. То ли от ярости, то ли проверял надежность грунта. Де Ригаско ждал, чуть выставив вперед правую ногу.

– Ты выдохся, выскочка? – Голос Карлоса почти не изменился, разве что стал звонче, но живое лицо никогда не дышало такой ненавистью.

– Ты… Сейчас ты наконец… сдохнешь! – Хенилья с ревом понесся вперед, и Хайме почувствовал, как дрожит под ногами земля. На этот раз Карлос не уклонялся, напротив. Раздался грохот, гигантские тела окутало двуцветное пламя, но на ногах враги удержались, вернее, удержали друг друга. Схватившись чуть ли не в обнимку, полковник и полководец застыли чудовищным изваянием. Исходящая от них ненависть захлестывала невидимыми волнами; казалось, в беззвучном реве заходится сама Альконья, и при этом было немыслимо, нестерпимо тихо: хриплое дыхание, стук сердец, слипшиеся волосы – это для людей.

Монстры давили друг друга молча и безжалостно. Белый исполин нависал над своим темным соперником, все сильнее склоняясь вперед в неистовом желании сбить с ног, расплющить, втоптать в землю. Стройный Карлос не мог сдвинуть мощного командора, но не отступал ни на шаг, медленно увязая в прибрежной гальке. Двое гигантов все сильней сжимали друг друга. Бронзовый больше не пытался подняться, напротив, он, не разжимая рук, оседал все ниже, тянул командора на себя, пока тяжесть мраморного тела вкупе с его усилиями не сделали свое дело. Не выпуская врага, Хенилья рухнул на землю, но так и не разжал рук. Двуглавый монстр, в котором не оставалось ничего человеческого, грохоча по булыжникам, покатился к озеру, подминая кустарник и выворачивая целые пласты земли.

– Господи! – выдохнул бледный как мел Диего. Хайме не мог и этого. Мысли мешались и гасли, словно окружившие сцепившихся гигантов искры. Происходящее было чудовищным, неправильным, извращенным, и вместе с тем в нем чувствовался смысл. Смысл, который во что бы то ни стало следовало разгадать.

– А-а-а-а-а… – проревела бесформенная корчащаяся груда, но в выворачивающем душу реве слышались удивление и боль. – Ненавижу!..

– Дьявол!

Двуцветный ком шарахнулся от воды, распадаясь надвое, и светлое заслонило темное. Оно корчилось, пытаясь подняться, но чудовищный вес прижимал к мокрым камням. Белые пальцы скребли берег, мелкие камешки картечью летели во все стороны. Раз за разом командор пытался подняться, как пытается выбраться из лужи пьяный, и раз за разом тыкался лицом в гальку. Ниже, у самой воды барахтался Карлос. Ему удалось встать на четвереньки первому, и герцог пополз вверх по берегу, обходя рычащего полководца по широкой дуге. На потемневшей бронзе расплавленным золотом горели царапины, но и мрамор больше не был гладким. Камни Лаго-де-лас-Онсас сделали больше меча и шпаги.

2

Коломбо начал вопить, едва Бенеро приоткрыл дверь на какую-то лестницу, и вопил не переставая, пока они шли путаными переходами. Инес боялась, что голубь улетит, но тот сперва цеплялся коготками за бархат, а потом бесцеремонно полез за корсаж верхнего платья. Инья стерпела, потому что вопли и жалобы на шедшее этим путем Зло были единственным маяком в лабиринте лестниц и необитаемых галерей. Замок оказался неожиданно огромным и роскошным, просто в большей его части никто не жил. На стенах сонно мерцали зеркала в темных рамах, свеча в руках Бенеро выхватывала то развешанное на стенах оружие, то гобелены с охотниками и воинами, то причудливую резьбу. Пару раз Инес спотыкалась и наконец повисла на руке у врача. Тот словно бы и не заметил.

Возле какого-то тупика Коломбо вовсе обезумел, и Бенеро остановился. Велев Инес отойти, врач принялся водить пальцами по резной охотничьей сценке. Герцогиня следила за руками спутника, но так и не поняла, что тот нажал. Скрипнуло, и в открывшуюся щель потянуло влажным ветром, словно впереди была большая вода.

– Там Зло! – уже привычно забился в вырезе платья голубь. – Зло и мерзость… Не туда… Не смей туда!.. Хуан отрекся от Господа, чтоб предаться бесовским игрищам и разврату. Мы покидаем его!

— Ты, кажется, хотел, чтобы я нашла Хайме? – холодно осведомилась герцогиня, придерживая разошедшегося голубя и пригибая голову, чтобы пройти.

– Да смилостивится над ним Господь! – Горячий бьющийся комок на груди страшно мешал. – Остановись, женщина!.. Оставь его… Он канул во Зло… Но ты… На тебе благодать, за тебя молится сам Фарагуандо… Уезжаем… Немедленно… В Рэму… Мы приказываем именем святого Павла! Спасая нас, ты спасаешься для жизни вечной… Лучше младший импарсиал… Любой… Чем… это… эти… хищники… В Рэму, пока темно… Пока их нет…

– Сеньора, – низкий голос врача ворвался в серебристый визг, как лис в птичник, – вам не знаком этот крест? У зеркала…

– Крест Хайме. – Инес торопливо схватила серебряную вещицу, не зная, что и думать. За корсажем бушевал Коломбо, требуя отвергнуть отступника и скакать к Святейшему Престолу, а герцогиня бездумно придерживала одной рукой разошедшееся кружево и глотала слезы. Хайме оставил бы крест только мертвым… Только!

– Сеньора, – тяжелая рука легла на плечо, – придите в себя. Сеньора!

– Что?

– Посмотритесь в зеркало.

– Не все ли равно… Вы меня уже видели без мантильи.

– Риб’оно шель аолам… Сеньора, да смотрите же!

Она подчинилась, но увидела лишь голубиную голову с разинутым клювом и парящую в пустоте свечу. Державший ее врач исчез, исчезла и она сама. Едва сдержав крик, Инес обернулась. Бенеро был рядом. Снова взглянула в зеркало – там по-прежнему бился голубь, дрожал язычок пламени, рвался в распахнутое окно лунный свет…

– Окно в зеркале, – подсказал Бенеро, – смотрите в окно.

Инес посмотрела и увидела серебряную от луны воду и две застывшие друг против друга фигуры – светлую и темную. Они просто стояли, но Инье вдруг захотелось вцепиться в Бенеро и закричать от подступившего к горлу ужаса, потому что светлый был мраморным Адалидом из дома Хенильи, а темный – бронзовым Карлосом, где-то потерявшим шпагу… По лицу и рукам мужа пробегали золотистые волны, но они не могли скрыть царапин и вмятин. Карлос слегка шевельнулся, и Адалид обрушил на него удар кулака. Полыхнуло. Карлос в ореоле золотых искр отлетел к надломленному дереву, но не упал. Широко расставив ноги, он огляделся, что-то выискивая, шагнул в сторону, нагнулся и, ухватив немалый валун, швырнул его в мраморного полководца. Тот отшатнулся. Удар оказался чувствительным, по белому побежали голубоватые сполохи…