Не спрашивайте меня, почему. Я могу лишь гадать, но стрелку не обязательно знать, как и почему горит порох. Я предположил, что соприкосновение папского голубя с Лжеадалидом разрушит его защиту, как это произошло с фальшивым фараоном. Ваш фидусьяр, дон Хайме, находился на стороне Хенильи, это давало надежду на то, что он постарается на него сесть.

– Он и постарался, – засмеялся Диего, – но не рассчитал и сбил с командора крест. Ради этого стоило пожертвовать старым зеркалом, тем паче я ничего о нем не знал.

– Разбить то, о чем знаешь всё, предпочтительней, – не согласился Бенеро. – Я бы хотел познать природу того, что за неимением более подходящего слова приходится называть зеркалом. Оно отражало папского голубя, хоть и было ему враждебно…

– Я видел в зеркале дона Луиса, – задумчиво добавил Хайме, – меня в нем не было. Знаете, Бенеро, я припоминаю одну аббенинскую балладу о красотке, к которой накануне свадьбы явился пропавший жених. Девица согласилась с ним сбежать, но по дороге беглецам попалось зеркало, в котором был виден лишь жених.

– Я найду эту балладу, – пообещал врач. Разумеется, говорить о главном он не собирался.

– Хайме, – как можно спокойней объявила Инес, – я еду в Витте.

– Изучать медицину? – осведомился братец с достойной Бенеро невозмутимостью.

– Я выхожу замуж. Ты не представляешь…

– Представляю, – перебил Хайме. – Леон, не одолжишь пистолет?

– Хайме!

– Инья, будь добра, успокойся. Вам с Бенеро я не опасен, просто я сейчас осуществлю свою мечту. Может же у импарсиала быть мечта?

– Разумеется, – усмехнулся Диего, – у меня она тоже была.

– А у меня есть уже месяца четыре. Чуть ли не с того дня, как я имел честь познакомиться со своим будущим родственником. Инес, ты уверена, что не передумаешь? Ты выходишь замуж за сеньора Бенеро и уезжаешь с ним к волкам?

– Да! – Инья с вызовом вскинула подбородок, и Хайме внезапно расхохотался, как не смеялся с шестнадцати лет.

– Сеньоры, согласитесь, какая все-таки ослица у меня сестра… Простите, оговорился. Разумеется, я хотел сказать, орлица.

– Хайме, – она и впрямь сглупила со своими страхами, но отступать надо с достоинством, – зачем тебе пистолет?

– Затем, дорогая, что мне не хочется пачкать руки, а дальнейшее пребывание добродетельного сеньора Камосы на этом свете отныне ничем не оправдано. Более того, оно недопустимо!

1

Нуэс перешел мост первым, и со стены на прощание махнули голубым шарфом. Мариита в бирюзовом платье и рядом – неподвижный Диего, так и не ставший для Хайме Леоном де Гуальдо. Безумная ночь в особняке Хенильи и еще более безумная на озере напрочь заслонили мимолетную давнюю встречу. Диего, тот сумел разглядеть в монахе прежнего дворянина, но ему проще – открыто поднимать шпагу на Протекту импарсиалам и впрямь несвойственно. Как и разъезжать по холмам в обществе беглого суадита и еще более беглой сестры.

Хайме остановил коня и обернулся, то ли прощаясь с замком у радуги, то ли поджидая задерживающийся караван. Стали бы они с младшим де Гуальдо друзьями, не разменяй их Хенилья на будущие титулы, или один так и остался бы глупым герцогским шурином, а второй – застрял в своей Альконье?

Тощий холщовый мешок у седла трепыхнулся, но дальше этого не пошло. Коломбо упорно отмалчивался и еще более упорно лез поближе к спутнику. Любопытно, может ли фидусьяр рехнуться со страха и на что он вообще способен? Белоперый доносчик преподнес сюрприз в самый неожиданный момент, и явно не по свой воле. Хотел спрятаться за Хенилью и лишил того креста и с ним защиты… Если Бенеро не ошибается и папские голуби сродни фараоновым кошкам, то что за силы стоят за Рэмой? За древними синаитскими владыками? За Альконьей с ее зовом и живыми мертвецами? Вопросов становилось все больше, разгадок – все меньше, и эти разгадки совсем недавно казались невозможными.

– Мы поругались с Гьомар, – сообщила подъехавшая наконец Инья. Сестра вновь стала чернобровой и черноволосой, но это ее не портило. – Она причитает по малышке, словно бросает ее не с родителями, а с волками. Я сказала ей, чтоб оставалась, так она обиделась и полезла на мула. Чуть не свалилась, хорошо, Фарабундо подсадил.

– Если бы Гьомар осталась, она б до скончания лет оплакивала бы тебя, – прощальные нежности к добру не приводят, пусть не жалеет о том, что отбросила, хотя сына ей не забыть, даже если будут другие дети, – а виноваты были бы Диего с Марией, ну и со временем твоя крестница.

– А так во всем виновата я, – вздохнула сестра. – Ну что Гьомар делать в Миттельрайхе?

– То же, что и в Гуальдо, – голосом импарсиала произнес Хайме, – не правда ли, Бенеро?

– Глупости, – вспыхнула Инья, и глава Муэнского трибунала с чувством выполненного долга послал Нуэса вперед, предоставив то ли жениху с невестой, то ли уже супругам ворковать подальше от голубиных ушей. Спать, спасибо Бенеро, не хотелось и не захочется до Сургоса, где самые ретивые наверняка уже начали поиски. Ничего, уймутся, но часовню у озера ставить придется.

Еще бы! Спаситель обители Пречистой Девы Муэнской в праздничную ночь покидает столичный храм и объявляется в Альконье. Такое чудо придется объяснять не в Сургосе, а в Доньидо, если не в Рэме, но сперва хорошо бы разузнать, что творится в особняке Хенильи и на его могиле. Если пропал лишь Адалид, все еще может обойтись, хуже, если с гробницы исчез крест…

– Зло!.. – отчаянно прокричало в мозгу. – Страшное Зло!.. Оно близится… Оно ближе льва рыкающего…

Хайме притиснул к бедру разволновавшийся мешок. Было и жалко, и противно. И еще страшно, потому что в Доньидо Коломбо бросится доносить, и ни святой, ни дьявол не предскажут, что и когда придет в голубиные мозги. Птичье вранье может как помочь, так и убить. Правда, впрочем, тоже.

– Скорее! – требовал обалдевший от ужаса фидусьяр. – Отсюда… В Рэму!..

Крупная черная птица камнем упала в сухую траву возле самой дороги и неторопливо взмыла вверх, сжимая в когтях какое-то существо. Хайме невольно придержал коня, провожая взглядом удаляющегося коршуна. Папским голубям не страшны ни звери, ни люди, ни огонь с водой, но Коломбо сам не свой от страха с той самой ночи…

– Хозяин, – сбежавший от Гьомар Фарабундо тоже глядел в небо, – наказал…

– Кого? – не понял Хайме. Великан пожал плечами.

– Кто ж знает… Дрянь какую-то вроде вашего, вчерашнего. Альконья, она не всякого отпустит, потому сюда и боятся соваться, а уж умирать или убивать и вовсе… Разве что нельзя иначе.

– Вот как? – протянул Хайме, вспоминая перекошенное от ужаса лицо Камосы. – И что ты еще знаешь?

– Ничего, – отрезал Фарабундо, с отвращением рассматривая мешок. – Вы как, сеньор, к озеру едете или раньше свернете? На Сургос в смысле?