Доктор фон Галлер: Авессалонизм? Не знаю такого слова. Растолкуйте, будьте так добры.

Я: Это одно из архаичных слов, возрожденных Адрианом. Оно связано с Авессаломом, строптивым сыном царя Давида; в конечном итоге он восстал против отца.

Доктор фон Галлер: Хорошее слово. Я его запомню.

Близилось Рождество, и я знал, что доктор фон Галлер собирается устроить перерыв в наших сеансах. Но к тому, что она сказала мне при нашей следующей встрече, я не был готов:

— Итак, мистер Стонтон, мы завершили ваш анамнез. Теперь необходимо решить, что вы будете делать дальше.

— Завершили? Но у меня еще целая пачка записей! У меня к вам еще масса вопросов.

— Не сомневаюсь. Мы можем продолжать в том же духе еще несколько лет. Но вы работали над этим уже год с лишним, и, конечно, мы могли бы обсуждать всякие тонкости еще целый год, но мне думается, в этом нет необходимости. Задайте эти вопросы самому себе. Теперь вы сможете на них ответить.

— Но если мои ответы будут неверными?

— Вы скоро почувствуете, что они неверны. Опорные пункты в истории вашей жизни мы рассмотрели, у вас теперь есть все что нужно для анализа деталей.

— Не чувствую этого. Я еще не сказал и малой доли того, что собирался.

— Вы хотите сказать что-то из ряда вон выходящее?

— Но разве в моей жизни не было выдающихся духовных… ну, хорошо, психологических приключений?

— Никоим образом, мистер Стонтон. Выдающихся с вашей точки зрения (а это самое главное) — да. Но, вы уж меня простите, с моей точки зрения, в них нет ничего выдающегося.

— Значит, вы хотите сказать, что это конец моей работы с вами?

— Если только вы не будете настаивать на противном. Эту работу мы завершили — переоценку глубоко укорененного личного опыта. Но то, что наиболее лично, не укоренено глубоко. Если вы хотите продолжать (только не спешите говорить «да»), работа будет уже совсем иной. Мы глубже исследуем архетипы, с которыми вы знакомы, но поверхностно, и личный аспект их останется теперь позади. Уверяю вас, такая работа требует куда более тесного сотрудничества и крайне тяжела психологически. Ее нельзя начинать, если вы будете постоянно рваться в Торонто, чтобы привести в порядок дела в «Альфе», «Касторе» или еще где. Но пьете вы теперь довольно умеренно, правда? Симптом, на который вы жаловались, устранен. Разве не этого вы хотели?

— Да, хотя я почти забыл, что явился именно за этим.

— Ваше общее состояние значительно улучшилось? Вы спите лучше?

— Да.

— И вы не удивитесь, не рассердитесь, если я скажу, что теперь иметь с вами дело куда приятней, вы стали легче в общении?

— Но если я буду продолжать… что тогда?

— Не могу сказать, потому что не знаю. Это не та работа, где можно обещать что-то определенное.

— Да, но у вас есть опыт работы с другими людьми. Что происходит с ними?

— По окончании работы (или той ее части, которую можно сделать здесь) они гораздо лучше понимают себя — в том числе и в более широком аспекте, нежели личностный. Лучше владеют своими способностями. Полнее становятся самими собой.

— То есть счастливее.

— Я не обещаю счастья и не знаю, что это такое. Вы там, в Новом Свете… как это говорят?.. помешаны на идее счастья, будто счастье — это что-то постоянное, измеримое, улаживающее любые проблемы и всеоправдывающее. Если его как-то и можно определить, то разве что как побочный продукт других составляющих жизни. Ведь многие, кому отнюдь не позавидуешь, тем не менее счастливы. Забудьте о счастье.

— Значит, вы не можете или не хотите сказать мне, в чем будет цель работы?

— Нет. Потому что ответ скрыт в вас, а не во мне. Конечно, в моих силах помочь вам. Я могу задавать вопросы таким образом, чтобы выудить у вас ответ, но понятия не имею, каким он будет. Я бы сказала так: работа, которую вы проделали со мной за год, сказала вам, кто вы, а дальнейшая работа имела бы целью выяснить, что вы собой представляете.

— Опять какая-то мистика. Я думал, мы с этим уже покончили. Мы же вроде целыми неделями только и говорили что о здравом смысле.

— Ах, дорогой мой мистер Стонтон, вы должны быть выше этого! Неужели вы хотите вернуться к тому примитивному состоянию ума, когда полагали, что психология и здравый смысл — вещи несовместные? Ну, ладно, посмотрим, что я могу для вас сделать. Ваши сны… Мы проанализировали несколько десятков ваших снов, и, надеюсь, я сумела убедить вас, что это не просто какие-то непостижимые газы, проникающие в вашу голову, когда вы спите. Вспомните сон, который приснился вам накануне первого визита ко мне. Что это было за место — изолированное, замкнутое, — где вас так уважали и откуда вы вышли на незнакомую территорию? Что за женщину вы встретили, которая говорила на непонятном языке? Только не говорите, что это была я, вы меня еще не знали, и хотя сны могут отражать какие-то глубинные переживания и таким образом говорить о будущем, но ничего общего с ясновидением не имеют. Оглядев окрестности, вы пришли к лестнице, ведущей вниз, но какие-то простоватые парни не дали вам спуститься, хотя вы и чувствовали, что там находится сокровище. Теперь вам предстоит решить, хотите вы или нет спуститься по этой лестнице и найти сокровище.

— Как я узнаю, что это — сокровище?

— Потому что другой ваш повторяющийся сон, где вы — маленький принц в башне, говорит о том, что вы — хранитель сокровища. И вам удается его беречь. Но кто все эти пугающие фигуры, которые ему угрожают? Мы их, несомненно, встретим. И почему вы — принц? Почему ребенок? Скажите, прошлой ночью вам что-нибудь снилось?

— Да. Очень странный сон. Он напомнил мне о Нопвуде, поскольку имел библейский характер. Мне снилось, что я стою на какой-то равнине и разговариваю с отцом. Я знал, что это отец, хотя он и отвернул от меня лицо. Он был очень приветлив и прост в обращении — пожалуй, как никогда в жизни. Странно было то, что я никак не мог увидеть его лицо. На нем был обычный деловой костюм. Потом он неожиданно отвернулся от меня и поднялся в воздух, и меня поразило, что когда он вознесся, то с него упали брюки, обнажив ягодицы.

— И с чем это у вас ассоциируется?

— Ну, очевидно, с тем местом в Исходе, когда Бог обещает Моисею, что тот увидит Его, но Его лица видеть не должен. И Моисей видит Бога только со спины. В детстве я всегда думал, как это со стороны Бога смешно — показывать Свое мягкое место. Смешно, но в то же время ужасно естественно и реально. Как и эти чудные библейские персонажи, которые дают торжественную клятву, ухватив друг друга за яйца.[96]Но значит ли это, что я видел слабость, срамную сторону отцовской натуры, поскольку он перепоручил большую часть себя заботам Денизы, а она оказалась такая подлюга и обращалась с ним недостойно, иначе-то не умела? Ну вот, я старался как мог, но все это, кажется, далеко от истины.