Нет, не может это исключение заслонить в трагедии “Сокрушительного” героическую историю корабля и его людей. Владимиров и Лекарев — вот имена, которые оста­нутся в истории флота. И не случайно, не только потому, что оба они в самый решающий момент показали себя настоя­щими советскими морскими офицерами. Тот же старший лейтенант Лекарев еще в сентябре, когда “Сокрушительный” находился в охранении очередного конвоя, проявил самоотверженность, спасшую корабль от аварии. Конвой тогда попал в шторм Ударами волн на “Сокрушительном” сорвало тележки с глубинными бомбами. Пробраться к месту про­исшествия было невозможно без риска для жизни. Минер Лекарев добрался. Волны несколько раз сбивали его с ног, и все-таки он сумел разоружить бомбы и закрепить тележки, тем самым он предотвратил возможный взрыв, последстви­ями которого могла быть серьезная авария корабля. Зная эти подробности биографии коммуниста Лекарева, не сомне­ваешься, что он выполнил свой долг до конца, так же как выполнили свой долг все, кто остался на борту эсминца.

С болью в сердце подписываю приказ по флоту: поиски “Сокрушительного” прекратить, корабль считать погиб­шим.

Курилех — особый случай на Северном флоте, когда человек, избрав путь морского офицера, став командиром корабля, вдруг оказался не способным не только выполнять свои обязанности, но хотя бы понять свою ответственность. Понять, что наряду с широкими (а на боевом корабле в море, да еще в условиях военного времени, по существу, безгра­ничными) полномочиями командира на нем лежит ответ­ственность примера. Личного примера для подчиненных. Тем более в критические минуты, которые могут быть для командира последними в его жизни. И что на это командир идет заранее, сознательно — в силу гражданского долга, по своим обязанностям командира, по соответствующей, нерушимой статье устава, наконец, по морским традициям. И что смотреть в лицо смертельной опасности командир должен со всем самообладанием и достоинством настоящего волевого человека.

Поступок Курилеха больше чем личная трусость; это пре­ступление командира, презревшего свой долг — священный долг: думать не о себе, а прежде всего о корабле и людях.

Немало горьких размышлений вызвала у меня, да и не только у меня, история с Курилехом. Как говорится, ведь не бывало таких у нас в роду. То есть не было на Северном флоте ничего подобного с первой минуты войны. Анекдотический случай с бывшим командиром одной из “малюток” Лысенко, допустившим ошибки в счислении, вылезшим в подводном положении на камни и полагавшим в панике, будто про­тивник вытягивает лодку магнитами на поверхность, не может идти в сравнение с поступком Курилеха. Тот случай, в результате которого мы убедились, что Лысенко вообще стал подводником по недоразумению, произошел 20 июля 1941 года, в дни, когда у подводников, как и у моряков надводных кораблей, еще не было боевого опыта, когда опасность и враг мерещились на каждом шагу. С тех пор и до трагедии “Сокрушительного” не знаю ни одного факта растерянности или трусости командира корабля — надводного или подводного».

Здесь нам необходимо кое-что добавить. Дело в том, что адмирал А. Головко, говоря в своих мемуарах о том, что к осени 1942 года он не знал ни одного факта растерянности и трусости командира корабля на своем флоте, несколько лукавит. Дело в том, что на тот момент с начала войны по его представлению были осуждены военным трибуналом уже два командира. Это значит, что у Головко была слишком плохая память и он не был в состоянии запомнить то, что происходило на его флоте всего несколько месяцев назад, или же, отдав военному трибуналу на заклание двух своих командиров, командующий, уже после их убийства, внезапно пришел к выводу, что трибунальцы поторопились и командиров расстреляли напрасно. Кто же были расстрелянные и забытые адмиралом Головко командиры?

11 июля 1941 года из Полярного в свой первый бое­вой поход вышла впоследствии прославленная М-172 под командованием старшего лейтенанта Дмитрия Яковлевича Лысенко. Подводная лодка была направлена в дозор на позицию к северо-востоку от острова Кильдин. Командир чувствовал себя в походе неуверенно и по этой причине часто менял курс. 20 июля, когда место лодки уже несколько дней не определялось, она, находясь в подводном поло­жении, внезапно ударилась носом о прибрежные камни в Териберской губе. Командир скомандовал: «Полный вперед!», и лодку потряс еще один удар. На борту возникла паника, а командир окончательно потерял способность управлять кораблем. Положение дел спас его помощник, который отдал команду на всплытие. Вся носовая око­нечность подводной лодки была изуродована, волнорезы торпедных аппаратов погнуты и сорваны со своих мест. По возвращении в базу старший лейтенант Д.Я. Лысенко был предан суду военного трибунала и по его приговору расстрелян. Не берусь судить о том, был Д.Я. Лысенко трусом или нет, но то, что в первые дни войны он оказался морально не готов к действиям в боевой обстановке, оче­видно. К слову, командовал старший лейтенант подводной лодкой всего несколько недель и, скорее всего, просто не успел стать настоящим командиром. По сути дела, его надо было не убивать, а учить. Увы, в первые дни войны, когда исчезали целые армии и рушились фронты, когда не только младшие командиры, но и маршалы оказывались не способны принимать решения в боевой обстановке, судьба какого-то растерявшегося старшего лейтенанта была всего лишь песчинкой в море...

20 мая 1942 года в свой восьмой за войну боевой поход — в район острова Фулей — вышла подводная лодка Щ-422 под командованием капитана 3-го ранга Алексея Кирьяновича Малышева. Это был опытный боевой командир. Войну он начал уже командиром этой лодки в звании капитан-лейтенанта и в третьем боевом походе открыл боевой счет подводников Северного флота, потопив 12 сентября 1941 года в Танафьорде транспорт «Оттар Ярл» тоннажем 1459 тонн. За свой четвертый поход, в котором в районе мыса Нордкап артогнем был потоплен мотобот, а его команда взята в плен, Малышев был награжден орденом Ленина. До лета 1942 года Щ-422 под его командованием совершила еще два боевых похода. В восьмом походе между командиром и новым его комиссаром старшим политруком Абрамом Табенкиным возникли разногласия по взглядам на тактику ведения боевых действий. Вообще-то, не только что переведенному с береговой зенитной батареи политруку было советовать, как следует выходить в атаку одному из опытнейших подводников Северного флота. В довершение ко всему именно в это время на лодке вышел из строя гиро­компас, и командир, в прошлом дивизионный штурман, взялся лично починить его, однако после ремонта прибор вообще пришел в безнадежное состояние. В результате всего этого военком дал в базу радиограмму с просьбой отозвать лодку с боевой позиции ввиду явной трусости командира. По возвращении в базу капитан-лейтенант А.К. Малышев по доносу комиссара был предан суду военного трибунала, и по его приговору вскоре, к всеобщему удивлению, приговорен к смертной казни и расстрелян. Впрочем, некоторые вете­раны утверждают, что Малышев погиб еще до исполнения приговора, — в тюрьме во время налета немецкой авиации. Историки Великой Отечественной войны всегда оценивали и оценивают тактическое мастерство А.К. Малышева чрезвы­чайно высоко. Да и в своих мемуарах адмирал Головко писал о Малышеве только положительно. Не знаю, мучила ли после войны бывшего командующего Северным флотом совесть, что он, поверив наветам малограмотного политрука, отдал на заклание одного из своих лучших командиров...