Несчастный случай, в результате которого маг погиб… похоронен в городе… На городском совете было принято решение считать его могилу безымянной и никому не указывать ее местоположение, дабы неповадно было…»

Ничего себе! Брюс присвистнул. Круто тут у них. А ведь Гербор Листяной, по слухам, был незаурядный маг. Как же он уступил каким-то горожанам? Не осмелился воспользоваться силой, чтобы не разбудить зло? Или…

Они привыкли, что маги тут бессильны. А Земледержец не пришлет роту солдат, чтобы утихомиривать здешних владетелей. Ради чего? Да кому он действительно сдался, этот городишко? Плесень на развалинах былого величия.

Неудивительно, что Никет такой зашуганный.

Брюс невольно поежился. А ведь если бы не все эти приключения, то ведь и он так же тихонько доживал бы свой век в доме на окраине, опасаясь лишний раз высунуться.

Забавно… Что там Элия говорила об изъятых кубиках? Забери из его жизни этот краеугольный камешек — дар к непредсказуемой магии, некромантов-родичей, — он стал бы счастливее? Жил бы простой, размеренной жизнью… Совсем другой жизнью. Чужой.

Влюбилась бы Айка в него иного?

Тесноватое жилище травника перестало казаться уютным убежищем. Скорее западней. Обвешанные ковриками стены давили, словно каменный кулак. Брюсу внезапно захотелось сбежать отсюда прямо сейчас.

С глухим бряканьем меланхоличный тритон вновь перевернул часы, отбивая час.

Чтобы подавить приступ паники, Брюс встал и прошелся по комнате, прислушиваясь к разновысоким скрипучим голосам половиц. Словно деревянные струны, неравномерно натянутые внутри каменной коробки… Здесь тоньше — скри-и-и-б… А здесь мягче — скри-и-ип-с… А тут — ш-шрак-к… И вот тут…

А ну-ка… Брюс опустился на корточки, положив ладони на черные от впитавшегося травяного сока и пыли доски. Повел по шершавой поверхности, прислушиваясь. В палец с готовностью впилась заноза… Тьфу!.. Примитивный сторожок.

Витой узор древесины слился в смутные муаровые разводы. А под ней, как в скорлупе, затихло нечто плотное, многослойное… Ну надо же, тайник!

Не особо отвлекаясь на этичность собственного любопытства, Брюс запустил лезвие хозяйского ножа в волосяную щель и поддел половицу.

Из узкого углубления дохнуло сеном и пылью. Сверток, обернутый заскорузлой кожей, скорчился в уголке, как зародыш. Брюс вынул его и осторожно отогнул краешек — с бумажной трубки соскользнул на пол, увесисто звякнув, мужской золотой перстень. Второй остался на свертке. На печати выдавлены кленовый лист и сплетенные буквы «Г» и «Л».

Брюс недоверчиво потер печатку. Отзываясь на прикосновения, буквы злобно почернели. Если попытаться надеть именной перстень на палец, то печать прожжет тебе клеймо до самой кости.

На том перстне, что упал на пол, тоже свивались инициалы — «Л» и «Н». Подобные перстни выдают выпускникам Воздушной гильдии вместе с патентом.

Свернутая бумага, тихо хрустя, пыталась распрямиться. Как все подорожные, грамота отличалась изрядной устойчивостью к внешнему давлению. По инструкции, ее даже сжигать положено в семи особо надрессированных огнях.

Этой бумаге мог быть и один год, и десять веков от роду.

У Брюса в руках грамота развернулась охотно, выпустив из объятий второй лист, попроще.

«…магу Гербору Листяному и сопровождающему его магу Лиину Никету свободный проезд через все заставы от самого Внутреннего моря до Края земель, а также по всем внешним островам Державы, в любую из сторон без задержек и досмотров…»

А на бумаге попроще, но зато с печатью Академии Магии с Золотых земель, уже упоминавшееся в гроссбухе письмо с просьбой провести разведку на территории города «для выявления негативных последствий Триединой войны…».

Погодите… Так сколько же лет Никету? И почему он все еще торчит здесь? Прижился? Не решается оставить место гибели коллеги и, наверное, друга? Ищет его могилу?

Брюс машинально свернул глухо хрустнувшие бумаги, надев сверху перстень и заново обернув клочком старой кожи. Потом положил обратно. В конце концов ему-то что за дело?

* * *

Скрипнула дверь. Возвратившийся хозяин занавесил взгляд пасмурно сведенными бровями. Встревоженно заметался по комнате, не находя себе место и бесцельно касаясь вещей.

— Да что там? — не выдержал Брюс.

— Ужас, что творится… — Никет наконец нашел, чем занять руки, прихватил с плиты глиняный чайник, заглянул внутрь, добавил воды из кувшина и, закрыв крышкой, поставил на огонь.

Брюс еле сдерживался, выковыривая из себя остатки терпения.

— Хуже не придумаешь. — Никет со вздохом опустился на стул. — Лопнула печать на Большой площади. В Ратуше ищут виновных… Тебе лучше туда не ходить. Дождись ночи — и прочь из города.

— Не могу я ждать ночи. А про девицу на гиппогрифе узнали?

— Задержали ее. Вроде говорит, что не маг. Да только разве немаги на гиппогрифах ездят?

— Ее отпустят?

— Ох, не знаю… Раньше бы отпустили, а теперь… Если не найдут, по какой причине печать лопнула, так, может, ее и обвинят. Я уж такое от людей слышал, что если «львы» ее не видят, значит, девица и вовсе из каких-нибудь особых магов. Может, из земляных? — Он приглушил голос и со значением приподнял брови.

Брюс мысленно ругнулся. Вот кто действительно способен на ровном месте найти себе неприятности, так это Элия. И что теперь?

— Ты чего задумал? Спасать ее, что ли? Ой, не выдюжишь…

Брюс промолчал.

Беспокойный взгляд травника зацепился за половицу, накрывшую тайник. Вроде бы Брюс вернул ее на прежнее место, никаких явных изменений не было заметно, но лицо Никета резко вытянулось и потемнело. Он поднял на Брюса суженные глаза:

— Ты видел?

Глупо оправдываться. Хотя и впрямь вышло случайно. И, опустив все предварительные обмены обвинениями и извинениями, Брюс сразу спросил:

— Как такое могло случиться? Он же великий маг! Был…

Никет тяжело вздохнул. Глаза его затуманились, обращенные в воспоминания и сожаления былого.

— И маги не всесильны… А их было много. Горожан. Они сильно разозлились.

— Так вы действительно были там? Но… Как?!

— Не знаю… — Никет отвел взгляд, снова свел брови на переносице. — Я не знаю, почему все еще жив, хотя прошло много десятилетий… Мне кажется, Гербор взял в смерть часть моей души, и теперь я обречен жить в этом городе вечно. Потому что не могу разыскать его могилу и попросить свою душу обратно…

— Что случилось тогда?

— Он был очень любопытным. Непоседа, каких свет не видывал. И ведь не молод уже, четвертый век разменял… А бесстрашный, как мальчишка. И талантлив неимоверно, даже своего учителя превзошел… Его учителем был сам Аррдеаниакас, слыхал о таком?