«Я одержим этим типом до невообразимой степени», — признает он.

Он думает о своих детях и о страданиях родителей убитых мальчиков. В душе его поднимается безрассудный, по его же собственным представлениям, гнев, но он и не пытается его унять.

Если посмотреть на происходящее сверху, можно сказать, что Мистраль и Фокусник — как две юлы, запущенные на дорожке: они крутятся на своих осях со скоростью двухсот оборотов в минуту и медленно, но неизбежно сближаются, чтобы в конечном итоге столкнуться. И победит та юла, которая продолжит вертеться вокруг своей оси после удара и, выдержав сильный крен, сумеет его превозмочь. А вторая, проигравшая, сойдет с дорожки.

Мистраль не сразу едет к себе домой. Он останавливается на Елисейских полях, чтобы заскочить в «Виржэн мегастор». Там он бегом отправляется в отдел DVD-дисков для детей, чтобы выбрать несколько фильмов, а потом едет на нижний этаж за комиксами.

Когда он возвращается домой, дети как раз заканчивают ужин. Они прыгают на отца, как только его видят: Мистраль устроил им настоящий праздник.

Сегодня вечером Клара с первого взгляда замечает: у Людовика что-то случилось, — а еще, никакого особого повода дарить подарки детям нет. Она решает промолчать и более внимательно присматривается к своему мужу.

Мистраль читает детям книжку дольше, чем обычно.

Клара несколько раз напоминает ему, что им пора спать, к великому недовольству обоих детей, просто счастливых тем, что отец читает им больше, чем в другие вечера.

Мистраль рассказывает Кларе, что значительную часть дня провел, готовясь к телепередаче, назначенной на завтрашний вечер, а остальное время занимался всякими формальностями. Что день был обычным и скучным. Клара ему совершенно не верит, инстинктивно она угадывает нечто другое, но чувствует: лучше его ни о чем не расспрашивать.

Читать перед сном у Мистраля сегодня не получается. Он больше получаса не может сдвинуться с одной и той же страницы и смотрит сквозь строчки. На вопрос Клары, внимательно за ним наблюдающей, нравится ли ему книга, он отвечает:

— Потрясающе.

— Ну хорошо, — умиротворенно заключает Клара и умолкает.

Мистраль широко раскрытыми глазами уставился во мрак, он снова и снова видит перед собой фотографии детей и слышит слова Перрека.

Мистраль не спит, и бледная заря, неохотно поднимающаяся над городом, застает его все в том же настроении, что и накануне.

В это утро он встает первым и готовит завтрак для своей семьи. Он наливает себе кофе и открывает ставни на кухне: судя по всему, снова будет дождь. В прогнозе погоды по радио обещают ливень с градом.

В ту же самую ночь Фокусник встает с кресла и, не выключая телевизор, приглушает звук. Телевизор у него продолжает работать день и ночь, с тех пор как он вновь поселился в этой квартире по возвращении из тюрьмы. Он берет свою коллекцию и забирается в палатку. Садится там, скрестив ноги, открыв на коленях большую тетрадь. Он с вожделением разглядывает аппликации — детские лица вместо взрослых, подклеенные к телам в порнографических позах.

И воспоминания уносят его в далекое прошлое, когда он только начинал совершать свои преступления, еще до того как попал в тюрьму. Он читает имя: «Эрик» — и кончиками пальцев трогает тоненькие полоски ногтей, обрезанных у ребенка маникюрными ножничками, а затем наклеенных на бумагу. Благодаря этому прикосновению он вновь переживает весь этот эпизод: от разработки стратегии по поимке ребенка до самой его смерти в кладовой для велосипедов. Все. Все это проходит перед его глазами вновь. Он все вспоминает. Все слышит. Эти ножнички входят в его арсенал наряду с другими талисманами. Это игральные кости, карты и монетки. Маленькие ножнички двенадцать лет пролежали в канцелярии тюрьмы. Когда во время освобождения секретарь выдал их ему, он испытал ни с чем не сравнимую радость, с трудом скрываемую под маской своей невыразительной внешности.

Таким образом он вновь и вновь переживает многие свои преступления — словно в некоем внутреннем кинотеатре. Он совершенно обессилел от этих эмоций. Тяжело дыша, он выползает из своей палатки, убирает коллекцию и ложится на постель, свернувшись зародышем, сунув руки меж колен. И через пять минут засыпает. А еще через две минуты кошмары вовлекают его в свой круговорот.

Сновидения приводят его в тюрьму, на несколько лет назад. Арно Лекюийе расставляет книги в библиотеке. Их двенадцать — заключенных и надзирателей. Лекюийе достает книги из коробки и сортирует по жанрам. Он уже сделал несколько стопок: по садоводству, по поделкам, по рыбалке, по механике. Затем он берет стопку и относит на стеллаж, где есть соответствующая тематическая полка. И вот, проходя мимо них, он видит, что один из заключенных, с ним он восемнадцать месяцев провел вместе в камере, стоит на коленях, спиной к нему, поглощенный чтением книги, которую должен был поставить на место. Лекюийе возвращается. Рядом с одной из открытых коробок лежит нейлоновая веревка. Он становится на колени, держа в руках стопку книг, и делает из этой веревки скользящую петлю. Охранник находится по меньшей мере в метре от Лекюийе, но ничего не замечает благодаря потрясающему проворству маленького человека. Лекюийе умудряется завязать этот узел одной рукой меньше чем за пять секунд. Веревка обмотана вокруг его запястья. Он возвращается к стеллажу, где находится его потенциальная жертва. Проходя мимо, он видит, что этот человек разговаривает с другим заключенным. Лекюийе проходит мимо, дальше расставлять книги. Он уже идет обратно, а тот тип все еще сидит, углубленный в чтение, а охранник только что скрылся за стеллажом.

Лекюийе разматывает веревку со своего левого запястья и высвобождает скользящую петлю. Два шага — и он уже стоит над своим врагом, а тот и не слышит, как он подходит. Лекюийе опускается на колени у него за спиной и одновременно набрасывает ему на шею петлю. Он сжимает ее изо всех сил, перекрывая жертве доступ воздуха и одновременно толкая его коленями. Заключенный сначала удивляется. А через секунду ему уже нечем дышать, через две секунды он хватается руками за горло, чтобы сорвать с себя веревку, через восемь — ноги перестают его слушаться и он не может подняться, через девять — колени Лекюийе, толкающего его вперед, не дают ему двигаться, через тридцать — трахея его переламывается и он умирает; через сорок — Лекюийе встает, весь красный, он тяжело дышит, глаза его сверкают безумным блеском. Ему все равно, поймают его или нет. Отдышавшись, он возвращается к своим коробкам и снова начинает складывать книги в стопки. Через минуту раздается свисток надзирателя.

— Всем собраться в угол, всем — месяц карцера.

Приезжают полицейские, открывают расследование.

— Но вы же знаете, как обстоит дело: если никто ничего не видел и не слышал, что тут можно сказать? Никаких следов нет, никаких улик нет — нелегко вести расследование!

Арно Лекюийе просыпается среди ночи, задыхаясь, мышцы его затекли, руки свело судорогой под одеялом. Ему еле удается отдышаться. Лишь минут через пятнадцать он вспоминает о том, что находится в своей спальне в Париже, не в тюремной библиотеке. Он с трудом встает и отправляется в ванную, сует голову под кран. Потом пьет, из-под того же крана, и вытирается. Открыв окно, он видит, что ровной стеной идет дождь. Три часа ночи, и погода за окном ему совершенно безразлична. Он долго стоит там, вдыхая холодный воздух и разглядывая облачко пара, образующееся при выдохе. Затем он закрывает окна, снова ложится в постель и засыпает, не боясь кошмаров. Нет ему дела до кошмаров.