Комната бурлила активностью. Жена Ульфа, Санджа, пышнотелая северянка с лицом, обычно наводившим на мысли о выпитом прокисшем молоке, выглядела явно довольной, занимаясь своей работой. Она оделась как на празднество; заплетенные в косицы волосы были уложены с лентами вокруг головы и закреплены заколками желтого золота; на ней была ярко-красная рубашка и льняная вышитая блуза. Женщина деловито складывала горшки и одежду в бездонный сундук, одновременно радостно поругивая траллов, помогавших с укладкой и занимавшихся делами по хозяйству. Дагмар также следовала ее указаниям, но Лириэль заметила, что девушка бледна и исполняет работу сжав зубы.

“Что происходит?” осведомилась дроу, пристраиваясь к чаше с ягодами.

“Моя дочь сегодня отправляется в Хольгерстед”, ответил Ульф. “Она войдет в дом Ведигара, Первого Топора этой деревни. В полнолуние они поженятся. Это великая честь для нашего дома”, добавил он, сурово взглянув на дочь.

Лириэль не нужно было спрашивать мнение Дагмар о выпавшей на ее долю чести. Дроу поразило, что никого, похоже, не интересует явное расстройство молодой женщины. Она не была уверена, стоит ли ей чувствовать жалость к девушке, — которую явно выдавали замуж против ее воли — или ей стоит попытаться вбить хоть немного здравого смысла в бесхребетную дуру.

Впрочем, ни на то, ни на другое не было времени. Прервав свой завтрак, Лириэль проследила за тем, как два рослых тралла тащат сундук наружу, и устраивают его на повозку, запряженную двумя волами. Несколько бочонков и ящиков уже были погружены, и надежно привязаны к месту.

Санджа скрестила руки на груди, осматривая тяжело загруженную повозку критическим взглядом. “Ну, Дагмар, остались только бочонки с маслом и мукой, как положено по традиции. Их ты можешь взять со склада Хрольфа, прежде чем мы отправимся. Даже Первый Топор не посмеет возмущаться приданным моей дочери”, сказала она с глубоким удовлетворением.

Лириэль уставилась на нее с потрясением и яростью. Женщине полагается приданое? На ее родине даже ничтожных мужчин не оскорбляли таким бесчестием. Мужчины дроу выбирались женщинами за их собственные достоинства. Их так же легко вышвыривали прочь, верно, но, по крайней мере, семьи не продавали их жрице, предложившей лучшую цену!

Прежде, чем Лириэль успела высказать свое мнение, Санджа сняла несколько золотых браслетов, украшавших ее пухлые руки, и отдала их дочери, одновременно обрушив на нее поток материнских наставлений касавшихся обязанностей жены. Речь была откровенной, и достаточно детальной, чтобы поразить даже ко всему привычную дроу. Дагмар обратилась в бегство как только это позволила вежливость, при этом единственным цветом на ее мертвенно-белом лице остались пятна смущения на щеках.

“Я пойду с тобой к складу”, неожиданно сказала Лириэль.

Молодая северянка только кивнула, явно желая быстрее убраться подальше. Она взяла веревку и повела волов по дороге к складам. Лириэль зашагала рядом, и так, молча, они прошли мимо небольших строений, где содержались утки и кролики, подспорье к столу семьи.

Дагмар помедлила у границы двора, долгим взглядом окинув огород при кухне. Заботиться о нем, как узнала Лириэль, было одной из обязанностей Дагмар. Садоводство и рыбалка, девушка была служанкой не в меньшей степени, чем любой рожденный рабом тралл, работавший в доме. И такова жизнь единственной дочери важного и относительно богатого человека! Дроу помимо собственной воли не могла не задуматься, какое рабство ожидает Дагмар в доме другой женщины.

Два больших деревянных контейнера стояли у дороги, полные песка и соленой воды. Лириэль заметила в одном моллюска, — похоже, многие в деревне держали под рукой запас съедобных моллюсков и водорослей. Она походя выудила из воды кусочек водоросли — туго скрученную почку — и грызя ее задумалась, как облегчить положение Дагмар. Один взгляд на напряженное лицо девушки, однако, заставил ее забыть о дипломатичности.

“Ты не обязана соглашаться на это”, прямо объявила Лириэль. “Сражайся, если хочешь избежать такой участи. Я помогу. Я не позволю так обращаться с женщиной!”

Но молодая северянка покачала головой. “Я обязана” сказала она отстраненным тоном, отбрасывая через плечо светло-желтую косу. “Первому Топору нужен наследник-хамфаригген, который сможет вести берсерков в битву. Мой долг родить его”.

“Ты слышала, как Хрольф говорил об Игрейн”, продолжила Дагмар тихо. “Она была моей близняшкой, и пропала прошлой весной в неожиданном шторме. В ночь, когда родились мы обе, старуха, читавшая знамения сказала, что Игрейн вернет магию сильных обликом на Руатим, и поможет возродить древнюю славу, почти забытую ныне. А какой еще путь для славы есть у женщины севера, кроме мужчины, за которого она выйдет, и детей, которых она выносит? Игрейн была невестой последнего молодого хамфариггена на острове. Он мертв. Единственный сильный обликом на Руатиме — Ведигар, и у него должны появиться сыновья. Игрейн пошла бы к нему добровольно. Теперь эта судьба выпала мне; разве могу я поступить иначе?”

Лириэль в отвращении взмахнула руками. Если Дагмар вбила себе в голову подобное, ей уже не поможешь!

“Но кое-что ты можешь для меня сделать”, прошептала девушка. “Я хочу отправиться в Хольгерстед тихо, и одна. Оставь меня, и подожди немного, прежде чем возвращаться в дом моего отца, чтобы они не узнали о моем уходе. Иначе они отправятся со мной, и вручат меня Ведигару — который тоже всему этому не рад — с пышной церемонией. Вот этого, боюсь, я не вынесу”. Просьба казалась вполне разумной, поэтому дроу кивнула, и растворилась в близлежащем лесу. После примерно часа она отправилась назад к дому, с вестями о побеге Дагмар.

Улыбка ехидного предвкушения расплылась по лицу Лириэль, когда она представила себе изумление и злость Санджи. Бесстрастные северянки могли закатывать впечатляющие истерики. Лириэль уже здорово развлеклась, наблюдая за демонстрацией таланта Санджи недавно, когда они с Ульфом пробирались в дом на исходе ночи. Само собой, ярость женщины была не столь цветастой и энергичной, как любили проявлять ее жрицы дроу, поскольку темные эльфийки могли подкрепить пронзительные ругательства взмахами змееголового бича и вспышками магического безумия. Но уж что у нее было, северянка использовала на всю катушку, — тут Лириэль отдавала ей должное.

В любом случае, хоть что-то приятное в столь неудачно начавшемся дне.

Ретнор лежал в постели, когда дверь в комнату, выделенную ему Вестресс в ее дворце, взорвалась внутрь. Она разлетелась на кусочки в буре сверкающих кристалликов, засыпавших кровать и застучавших по мраморному полу. Один иззубренный осколок впился в руку, которую он инстинктивно поднял, защищая лицо. Старший Капитан с проклятием выдрал занозу и отбросил ее прочь. Вскочив на ноги, он нагнулся за мечом, всегда стоявшим наготове рядом с кроватью, и, приняв защитную стойку, повернулся к незваному гостю.

На разбитом пороге стояла Шакти, сжимая дымящийся трезубец словно копье. Она двинулась на капитана.

“Три дня ты был в Ночи Наверху”, завопила она, “и чего добился? Ты вернулся в Аскарлу без Лириэль Баэнре. Скажи, как ты доставишь мою добычу, или умри от моей руки!”