Глэнтон взревел от ярости, и черные люди тут же обернулись на крик. Зубы Глэнтона обнажились в волчьем оскале, он взвел курок, и дуло старого пистолета одинарного действия поднялось, описав в воздухе зловещую дугу. Он собирался перестрелять всех этих дьяволов на месте, как бешеных собак, но тут его левая рука, вытянутая вперед, коснулась одного из сияющих валунов. Всего лишь коснулась – но Глэнтона точно ударило молнией! Ослепленный, оглушенный непродолжительной, но мучительной болью, он упал с ног и был отброшен прочь. Поднявшись, он стиснул рукоять пистолета и зарычал. Теперь он понял, в чем дело.

Валуны каким-то образом были превращены в электрические проводники и находились под ужасающим, непредставимым напряжением. То же было проделано и с алтарем – просто на него пока не подали полную мощность.

Гудение в воздухе усиливалось, нарастало, раскрывая еще одну жуткую тайну. Джоан ждала смерть от электричества – но не быстрая гибель от сильного разряда тока, как на электрическом стуле. Ее задумали медленно, мучительно изжарить на алтаре – обратить в белый пепел и развеять его по ветру…

С нечеловеческим воплем Глэнтон вскинул пистолет и нажал на спуск. Один из людей в масках крутанулся на пятках и упал замертво, но самый рослый из двоих, оставшихся на ногах, быстро нагнулся и опустил руку на какое-то непонятное устройство под ногами.

Гудение тут же переросло в оглушительный рев. Белое пламя вспыхнуло, заплясало над кольцом валунов, слепя, сбивая с толку стоявшего снаружи. Сквозь бело-голубую огненную завесу темных фигур в кругу было почти не разглядеть.

Охваченный паникой, Глэнтон прикрыл глаза ладонью и выстрелил снова. Он стрелял и стрелял, пока боек не щелкнул вхолостую. Нет, попасть не удалось. Шум, треск, ослепительное пламя сбивали с толку, ломали привычные пропорции, искажали перспективу, сбивали прицел.

Швырнув во врагов разряженный пистолет, Глэнтон потянулся к ослепительной преграде голыми руками. Он понимал, что прикосновение к ней означает смерть, но уж лучше смерть, чем стоять и беспомощно смотреть, как умирает Джоан. Но прежде, чем он успел коснуться валунов, сзади, из темноты, мимо него метнулась чья-то тень. Джошуа! Голова его была сплошь покрыта запекшейся кровью, но первобытная ярость и безумная тяга к белому телу на сверкающем алтаре не потускнели ничуть.

Вырвавшись из темноты, гигант бросился на преграду, как разъяренный бык. Разбежался, присел, собрался с силами… и прыгнул! На такой прыжок был способен лишь зверь – или безумец. Джошуа перемахнул через преграду, имея в запасе добрый фут высоты. Его силуэт мелькнул в воздухе – черный на фоне бело-голубого сияния, руки раскинуты в стороны, пальцы растопырены, будто когти. Миг – и Джошуа по-кошачьи приземлился на ноги посреди смертоносного кольца.

Едва коснувшись ногами земли, он кинулся вперед, на нагих безоружных жрецов. Жрец, что выше ростом, отпустил рычаг непонятного устройства, отскочил в сторону, нагнулся и подхватил что-то с земли. Джошуа налетел на его компаньона и вскинул черного жреца в воздух – словно бык, поднявший жертву на рога.

Сквозь затихающее гудение и треск голубого пламени до ушей Глэнтона отчетливо донесся хруст ломающихся костей и пронзительный вопль. Могучие обезьяньи руки безумца высоко подняли черного жреца, обмякшего, как сломанная кукла, и швырнули его головой вниз с такой яростью, что тело врага отскочило от земли и только после этого упало и замерло без движения. Убийца склонил голову и бросился на высокого жреца, протягивая руки к его горлу.

Жрец, поднявший с земли пистолет, встретил безумца выстрелами, и горячий свинец ударил в грудь нападавшего – ударил, но не остановил его.

Получив несколько пуль в упор, Джошуа взревел от боли, покачнулся, но его яростный порыв был неудержим. Руки его сомкнулись вокруг черного тела врага. Должно быть, он уже умирал, но слепой силы его рывка оказалось довольно, чтобы сбить жреца с ног. Сцепившись, оба покатились кубарем – и с разгона врезались в пылающее кольцо валунов!

Громоподобный треск, ослепительный сноп голубых искр, ужасный крик – и воздух наполнился вонью горелого мяса. В быстро гаснущем свете Эммет Глэнтон сумел разглядеть два изуродованных – теперь оба они были черны! – тела, прикипевших к тускнеющим валунам двумя обугленными бесформенными грудами.

А с генератором этой ужасной энергии что-то произошло. Гудение стихло, демоническое зарево угасало. Камни алтаря уже приняли свой обычный оттенок. Но тело девушки на алтаре безвольно обмякло.

Глэнтон перебрался через преграду. Сердце рвалось из груди. Осторожно освободив девушку, он поднял ее на руки, с невероятным облегчением ощутил тепло живого тела, стиснул зубы, готовясь к страшному зрелищу… Но ни на спине, ни на руках и ногах Джоан не оказалось и следа жутких ожогов, которые он так опасался увидеть. Очевидно, на алтарь не успели подать достаточно высокого напряжения.

Тут Глэнтон увидел провода, тянувшиеся во все стороны от поразительно маленького, похожего на чемоданчик черного футляра, стоявшего у алтаря. Прежде, чем вынести Джоан из кольца валунов, он отыскал камень потяжелее и разбил эту штуку вдребезги. Секреты, известные Черным Братьям, не стоило раскрывать миру. В их лапах даже чистая наука превратилась в недобрую черную магию. Вот и крохотное динамо, о каком никто в мире не мог и мечтать, несло в себе мощь, невообразимую для человека в здравом уме, способную превратить голый камень в провод под напряжением. Что, кроме зла, могла принести эта тайна людям?

Сняв разорванную рубашку, Глэнтон бережно завернул в нее Джоан и так же бережно понес девушку к машине.

По пути ему вспомнился Джошуа. Единственно возможное логическое объяснение его появления напрашивалось само собой. Пуля, пущенная в него Санчесом, не убила безумца, а лишь оглушила его и лишила сознания. Очнувшись, он устремился за той, страсть к которой окончательно помутила его невеликий разум, и отыскал ее, влекомый тем же далеким заревом, что привлекло внимание Глэнтона, а может, неким темным сверхъестественным чутьем.

В двух шагах от машины Джоан вдруг открыла глаза, дико оглянулась вокруг и крепко прижалась к Глэнтону.

– Все в порядке, девочка моя, – успокоил он ее. – Ты не пострадала. Просто лишилась чувств. Теперь все в порядке. Бедолага Джошуа, сам того не желая, вернул нам долг. Смотри, рассветает. Ночь позади.

Последние слова несли в себе много больше смысла, чем могло показаться с первого взгляда.

– Отвези меня домой, Эммет, – простонала она в ответ. И с чисто женской непоследовательностью добавила: – Поцелуй меня.

И, едва рассвет коснулся вершин восточных холмов, Эммет Глэнтон поцеловал свою жену – впервые в жизни.

Джоэл Брилл захлопнул книгу, которую изучал, и выразил свое недовольство на языке, более уместном на палубе китобойного судна, нежели в библиотеке закрытого Коринфского клуба. Сидевший в соседней нише Бакли тихонько ухмыльнулся. Он был больше похож на профессора колледжа, чем на детектива, и виною этому служила не столько его склонность к усердию, сколько желание вжиться в роль, что и привело его в эту библиотеку, где он теперь и проводил время.