Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приложу все усилия.
Небамон расслабился, чувствуя, что поступил правильно. Он не ошибся в судье.
– Я рад, что обратился по адресу. Когда имеешь дело с достойным человеком, устранить неприятности нетрудно.
* * *
Божественные Фивы, где познал он счастье и горе. Чарующие Фивы, поражающие великолепием рассветов и фееричностью закатных красок.
Неумолимые Фивы, куда судьба приводит его в поисках истины, постоянно ускользающей из его рук, словно обезумевшая ящерица.
Он увидел ее на пароме.
Она возвращалась с восточного берега; он пересекал реку, чтобы добраться до селения, в котором она жила. Вопреки опасениям она от него не отвернулась.
– Мои слова не были пустым обещанием. Этой встречи не должно было быть.
– Вы начали понемногу забывать меня?
– Ни на миг.
– Вы сами себя мучаете.
– Вам-то что за дело?
– Ваши страдания меня огорчают. Нужно ли растравлять душу, ища новых встреч?
– Сейчас к вам обращается судья и только судья.
– В чем меня обвиняют?
– В том, что вы пользуетесь щедростью проститутки. Небамон требует, чтобы ваша деятельность не выходила за пределы селения и чтобы серьезных больных вы направляли к другим лекарям.
– А если я не послушаюсь?
– Он попытается признать вас виновной в безнравственном поведении, а значит, вовсе запретить вам практиковать.
– Это серьезная угроза?
– Небамон – влиятельный человек.
– Я не покорилась ему, а сопротивления он не выносит.
– Ну и как, намерены отступить?
– Что бы вы тогда обо мне подумали?
– Небамон рассчитывает, что я смогу вас убедить.
– Он плохо вас знает.
– И это дает нам шанс. Вы мне доверяете?
– Безусловно.
Его заворожила прозвучавшая в голосе нежность. Неужели былого равнодушия больше нет, неужели она действительно смотрит на него иным, не столь отстраненным взглядом?
– Не волнуйтесь, Нефрет. Я помогу вам.
Он проводил ее до селения, надеясь, что дороге не будет конца.
***
Поглотитель теней успокоился.
Поездка судьи Пазаира явно была делом сугубо личным. Он и не думал искать пятого ветерана, он ухаживал за красавицей Нефрет.
Вынужденный принимать исключительные меры предосторожности из-за присутствия нубийца и его обезьяны, поглотитель теней постепенно убеждался в том, что пятый ветеран умер естественной смертью или же убежал так далеко на юг, что о нем больше никто никогда не услышит. Собственно, необходимо было только его молчание.
Однако он продолжал осторожно следить за судьей.
* * *
Павиан нервничал.
Кем пристально посмотрел по сторонам, но ничего необычного не заметил. Крестьяне со своими ослами, рабочие, чинящие плотины, водоносы… И все же павиан чуял опасность.
Удвоив бдительность, нубиец подошел поближе к судье и Нефрет. Впервые он восхищался человеком, которому служил. Молодой судья был одержим несбыточным идеалом, одновременно силен и уязвим, практичен и мечтателен, но руководствовался он только порядочностью. В одиночку ему не одолеть злобной человеческой природы, но пошатнуть ее всевластие он может. А это даст надежду людям, страдающим от несправедливости.
Кем предпочел бы, чтобы он не ввязывался в столь опасное предприятие, ибо рано или поздно это будет стоить ему головы; но как тут его упрекнешь, когда убиты ни в чем не повинные люди? Доколе не будет попрана память о простых людях, доколе будут существовать судьи, не желающие потакать сильным только потому, что они богаты, – дотоле жить и процветать Египту.
* * *
Нефрет и Пазаир шли молча. Он мечтал о такой прогулке: они рядом, рука об руку, и этого достаточно. Шагают в одном темпе, словно давно приноровились друг к другу. Он стремился урвать мгновения невозможного счастья, цеплялся за мираж, дорожа им куда более, чем реальной действительностью.
Нефрет шла быстро, словно летела; казалось, ноги ее едва касались земли, в движениях – ни малейших признаков усталости. Он наслаждался упоительной возможностью идти с ней рядом, он с радостью стал бы ее слугой, усердным и неприметным, если бы не надо было оставаться судьей, дабы защитить ее от надвигавшейся бури. Он обольщается или она стала держаться с ним менее холодно? А что, если для нее тоже важно побыть вдвоем с ним и ничего не говорить: возможно, она понемногу привыкнет к его страсти, если он будет молчать.
Они вошли в помещение аптеки, где Кани сортировал лекарственные растения.
– Урожай превосходный.
– Только, боюсь, никому не нужный, – посетовала Нефрет. – Небамон вновь чинит мне препятствия.
– Если б можно было травить людей…
– Ничего у старшего лекаря не выйдет, – заявил Пазаир. – Я этого так не оставлю.
– Он опаснее гадюки. Берегитесь, он и вас тоже укусит.
– О, новые растения?
– Храм выделил мне большой участок земли и сделал меня своим официальным поставщиком.
– Вы это заслужили, Кани.
– Я не забыл о нашем расследовании. Мне удалось побеседовать с писцом, занимающимся учетом населения: ни один ветеран из Мемфиса не нанимался на работу в мастерские или в усадебные хозяйства за последние полгода. Любой воин, вышедший на пенсию, должен заявить, где он живет, иначе он утратит все свои права. А это означает обречь себя на нищету.
– Наш ветеран настолько напуган, что предпочитает нищету привилегиям.
– Может, он уехал из страны?
– Я уверен, что он скрывается на западном берегу.
* * *
Пазаира одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, на душе было легко, почти весело; с другой – в ней царили мрак и безысходность. Повидав Нефрет, ощугив, что она стала ближе и дружелюбнее, он воспрял духом, но смириться с тем, что она никогда не станет его супругой, значило погрузиться в бездну отчаяния.
Борьба ради нее, ради Сути и ради Бел-Трана не давала ему вновь и вновь возвращаться к одним и тем же мыслям. Слова Беранира вернули все на свои места: египетский судья не принадлежит себе.
В гареме западных Фив был устроен праздник в честь победоносного завершения азиатской кампании, во славу величия Рамсеса, восстановления мира и в ознаменование доблести полководца Ашера. Ткачихи, музыкантши, танцовщицы, воспитательницы, парикмахерши, создательницы цветочных композиций прогуливались по саду и, вкушая сладости, судачили о всякой всячине. Под навесом, защищавшим от солнечных лучей, подавали соки. Женщины разглядывали, кто как одет, восхищались, завидовали, обсуждали друг друга.