— Без вопросов, — ответил Сахарный.

Где он поседел, никто не спрашивал, но каждый слышал, как молодой человек с белыми, как молоко, волосами и бровями кричит по ночам.

Роберт и сам несколько раз просыпался в холодном поту, ощущая, как колотится сердце. Царящая вокруг тишина, нарушаемая лишь храпом и сопением, казалась жуткой, давящей, хотелось ощутить надежную тяжесть бронекостюма, а в руки взять автомат…

Об этих приступах Роберт не рассказывал никому.

Жанна выпорхнула из палаты, а еще через пять минут дверь открылась. Внутрь шагнул заведующий госпиталем, высокий и носатый, точно верблюд. Блеснули старомодные очки.

Среди раненых заведующего ласково именовали Профессором.

— Так, что тут у нас? — спросил он голосом раскатистым и бодрым до отвращения.

— Вот… — лечащий врач, ухитрившийся протиснуться сбоку, шепнул что-то на ухо начальству.

— Ага, — Профессор повернулся к Сахарному. — Как ваше плечо? Приступы боли повторяются?

Разговаривая с каждым раненым, заведующий обходился двумя-тремя фразами, потом изрекал что-либо умное в сторону лечащего врача и, довольный результатом, переходил к следующей «жертве».

Роберт, как расположившийся дальше всех от двери, оказался последним. Профессор долго рассматривал его ногу, затем покачал головой и сказал:

— Попробуйте лизетиновую терапию. Должно помочь. И полный покой для конечности! Иначе…

Дальше пошла какая-то медицинская белиберда, столь же непонятная обычному человеку, как язык урду.

— Фу, пронесло, — прошептала Жанна, глядя в спину выходящему в коридор начальству. — Так, ты что сидишь, давай на диагностику!

Последняя фраза относилась к Мареку.

Заворчав, тот спрыгнул с кровати и выбрался в коридор. Жанна поправила одеяло на замотанном в бинты солдате и, повернувшись к Роберту, одарила его строгим взглядом.

— А ваши процедуры мы проведем чуть попозже, — сказала девушка. — Сейчас я позову санитаров…

Роберт ничего не сказал, только вздохнул.

К тому, что дважды в день его катают в процедурную, где многострадальную конечность подвергают изощренным, продолжительным и, как считается, лечебным «пыткам», он потихоньку начал привыкать.

Поднос был снабжен четырьмя ножками, чтобы ставить на кровать, и бортиком, не позволяющим тарелкам и чашкам сползти. Не хватало только пульта управления и стереоэкрана.

— Приятного аппетита! — сказала Жанна, нажимая сенсор у подоконника.

Шторы с легким шелестом разошлись, фрамуга повернулась, и в палату ворвался пахнущий свежей листвой ветер. От брызнувших в лицо солнечных лучей Роберт невольно прищурился.

— Спасибо, — проговорил он, берясь за ложку.

— Не за что, — сестра улыбнулась и подсела к раненому в бинтах, чтобы покормить его.

Марек и Сахарный, как «ходячие», питались в столовой.

— Сомий хвост! — сняв крышку с миски, Роберт обнаружил в ней надоевшую за последние дни гречневую кашу.

— Ешьте, что дают, — вздохнула Жанна, ловко вставляя куда-то в бинты трубочку и заливая в нее питательную смесь. — Говорят, что скоро снабжение урежут и поставки сократятся…

Роберт жевал разваристую кашу, обильно сдобренную маслом, запивал апельсиновым соком и думал, чем именно раненых будут кормить в случае сокращения поставок: травой? выловленной в морях Атлантиса рыбой?

— …а она ему и говорит — ну и дурак ты! — дверь открылась, и в палату шагнул гогочущий Марек.

— Забавно, — за ним порог переступил Сахарный. — Ты когда, сегодня выписываешься?

— Точно, — Марек помрачнел. — Через полчаса должен явиться на транспортировочный пункт.

— Ну не грустите, — Жанна улыбнулась и принялась извлекать трубочку. — Нельзя же всю войну просидеть в госпитале?

— Это точно, хотя очень хочется, — Марек вздохнул и полез в тумбочку. Что-то грохнуло, упало и покатилось по полу. Когда Роберт повернулся, то увидел лишь торчащий из-под кровати зад соседа.

— Можно забрать поднос? — спросила Жанна.

— Конечно.

— Какие-то вы смурные, — девушка надула губки. — Хоть бы порадовались за соседа, ему сегодня бинты с лица снимут.

— Только я этого не увижу, — Марек выбрался из-под кровати.

За тем, как он собирается, наблюдали в мрачном молчании. Сахарный наверняка думал о том, что скоро его ждет та же судьба, а Роберт размышлял, сколько дней пробудет в госпитале.

— Ну, — чернокожий солдат поднялся, повесил на плечо тощий рюкзак. — Прощайте, ребята! Рад был с вами познакомиться, если повезет — после войны увидимся!

— Непременно увидимся, — пробормотал Роберт, пожимая протянутую руку.

Сахарный и Марек обнялись.

— Эх, — сказал чернокожий солдат. — Пусть тот парень, что придет на мое место, не окажется занудой…

Хлопнула дверь, стихли в коридоре шаги.

— Без вопросов присоединяюсь к этому пожеланию, — пробормотал Сахарный.

— Он ушел? — в палату заглянула Жанна. — Надо белье сменить, а то новеньких скоро обещали…

Она исчезла, но вскоре вернулась с парой пластиковых мешков и захлопотала вокруг покинутой кровати. Зашипел пульверизатор, разбрасывающий частицы антисептика, по воздуху поплыл горький запах.

— Вами сегодня займусь чуть позже, — проговорила девушка, распаковывая пакет с чистым бельем. — Сначала велено освободить вашего соседа…

— Хорошо, — безропотно кивнул Роберт.

Сосед, на карточке которого можно было прочитать «Патрик Конноли», находился в госпитале больше недели, но за это время никто из соседей по палате не видел его лица и не слышал голоса.

Сегодня должно было состояться что-то вроде знакомства.

Жанна застелила кровать, полюбовалась на дело собственных рук и исчезла, чтобы вернуться в компании двух санитаров и лечащего врача — сутулого чернобородого типа с непроизносимым индийским именем, которое больные сократили до короткого Радж.

— Ну, приступим… — сказал он.

Санитары ухватились за кровать и выкатили ее в коридор.

— Интересно, каким он окажется? — спросил Роберт, когда поскрипывание колесиков стихло в коридоре.

— Рыжим, веснушчатым и наглым, — хмыкнул Сахарный. — Без вопросов. Ирландцы другими не бывают… У нас во взводе их было двое, вот помню…

Спокойное только что лицо перекосило жуткой гримасой. Сахарный захрипел, точно астматик во время приступа, щеки его побагровели, а глаза полезли из орбит.

— Эй, что с тобой? — Роберт потянулся к кнопке экстренного вызова.

— Все в порядке, — с видимым трудом проговорил Сахарный. — Не надо никого звать… Я просто… просто вспомнил.