Пронзительный голос долетел до нее:

– Ты от меня не уйдешь, Мансур-бен-Зегрис! Ты попался прямо ко мне в ловушку…

Это был Фарадж, и он издевался над врагом. Маленький человечек тоже был суровым воином, и дуэль его с Мансуром была свирепой.

– В твою ловушку? – презрительно бросил принц. – Ты слишком зазнался. Я знал, что ты здесь обосновался, и не побоялся тебя. Но ты выбрал неверную дорогу, если надеешься на золото или драгоценности. У нас с собой только оружие.

– Ты забываешь о своей голове! Калиф мне за нее заплатит в десять раз больше, и я наконец вернусь в Гранаду победителем.

– Когда твоя собственная голова украсит крепостную стену, тогда да, ты долго будешь любоваться Гранадой.

Остальное содержание перепалки потерялось в звоне оружия. Катрин прижалась к Мари, и обе женщины с тревогой смотрели на сражение.

День быстро клонился к ночи. Только снежные вершины еще краснели на солнце. Смерть пробила бреши в обоих лагерях. Мансур, Арно и Готье все еще сражались, и в рядах бандитов потери были серьезные, тогда как со стороны беглецов пало всего пять человек. Катрин и Мари со страхом смотрели на воинов, чья победа или проигрыш могли иметь для них такие ужасные последствия. Абу-аль-Хайр все время молился…

И потом раздался крик, ужасный, раздирающий, который заставил Катрин выскочить из носилок. Могучий Арно разрубил голову Фараджа Одноглазого. Но молодая женщина застыла, завороженная ужасающим зрелищем: Готье, оставаясь на лошади и широко открыв рот, кричал, не переставая, и у него в груди торчало копье.

Катрин поймала взгляд Готье, она прочла в его глазах удивление, потом, как сраженный молнией дуб, нормандец повалился на землю.

– Готье! – вскричала молодая женщина. – Господи!..

Она побежала к нему, встала на колени, но Арно уже спрыгнул с лошади, бросился к нему и отстранил Катрин:

– Оставь! Не дотрагивайся…

На ее призыв прибежал Абу-аль-Хайр, осмотрел раненого и нахмурил брови. Тоненькая струйка крови текла из угла рта.

– Он еще жив, – произнес врач. – Нужно осторожно вынуть копье… Можешь ты это сделать, а я его подержу? – спросил Абу-аль-Хайр у Монсальви.

Вместо ответа Арно без колебаний содрал бинты, которыми еще были обвязаны его руки, потом взялся за древко копья, пока Абу осторожно раздвинул края раны, которую Катрин уголком своего покрывала обтирала от крови.

Дюйм за дюймом смертоносное копье стало выходить из глубин груди… Катрин задерживала дыхание, боясь, что каждый вздох Готье мог оказаться последним. Наконец копье вышло целиком, и Арно гневным жестом отбросил его далеко от себя, а врач в это время при помощи тампона, который поспешно сделала Мари из того, что ей попалось под руку, останавливал кровь, хлынувшую из раны.

Вокруг них наступила тишина. Лишившись вожака, бандиты бежали, и Мансур даже не потрудился их преследовать. Его воины, кто остался жив после сражения, подходили, образовывая вокруг поверженного Готье молчаливый круг. Мансур наклонился над раненым. Его темный взгляд встретился со взглядом Арно.

– Ты смелый воин, но и твой слуга тоже бравый человек! Если он будет жить, я возьму его к себе лейтенантом. Думаешь, ты спасешь его, врач?

Абу с сомнением покачал головой.

– Спасите его! – пылко попросила Катрин. – Он не может умереть! Только не он…

– Рана кажется глубокой! – прошептал Абу. – Попробую сделать что смогу. Но нужно его убрать отсюда. Здесь больше ничего не видно…

– Перенесем его в носилки, – произнес Арно. – Пусть меня унесет дьявол, если я еще туда вернусь!

– Ты почти голый, босой, – прервала его Катрин, – ты сам еще в опасности!

– Я возьму одежду кого-нибудь из мертвых. Я не собираюсь ходить в этих женских тряпках. Нельзя ли добыть немного огня?

Двое воинов разожгли факелы, а другие с бесконечными предосторожностями подняли Готье и перенесли его в носилки.

Поднялся ветер, завыл в ущелье как голодный волк, стало холодать.

– Нужно найти убежище на ночь, – произнес Мансур. – Идти по склону в темноте – это просто самоубийство, и нам больше нечего бояться разбойников.

Арно, который на какое-то время исчез, вернулся, одетый с ног до головы. На нем оказались белый бурнус и шлем с тюрбаном.

Ледяное дыхание горных вершин раздувало пламя факелов. С большими предосторожностями они двинулись в путь по опасной дороге. Мансур, держа лошадь под уздцы, шел впереди в поисках какого-нибудь пристанища. За ним следовали носилки очень медленным ходом, чтобы не беспокоить раненого, которому Абу с помощью Катрин и Мари оказывал помощь.

Вскоре черная пасть грота открылась перед ними. Люди и животные набились в пещеру, разожгли огонь. Катрин присела к Арно. Врач, перевязав рану, заставил Готье выпить успокоительного, чтобы тот побольше спал, но жар у него поднимался, и Абу не скрывал своего пессимизма.

– Его могучее здоровье, возможно, сделает чудо, – сказал он молодой женщине. – Но я не осмеливаюсь надеяться на это.

Опечаленная до глубины души, Катрин подошла и села возле мужа, прижалась к нему и положила голову ему на плечо. Он нежно обнял ее рукой, накрыл своим бурнусом.

– Поплачь, моя милая, – прошептал он. – Это поможет тебе.

Он поколебался немного, и Катрин почувствовала, как теснее сомкнулось его объятие. Потом, окончательно решившись, Арно сказал:

– Раньше, могу тебе признаться, я к нему ревновал… Эта верность преданной собаки, которую он всегда проявлял по отношению к тебе, эта неустанная забота, которой он тебя окружал, меня раздражали… А потом пришло время, и я понял, что ошибался. Если он тебя любил, то другой любовью, чем та, которую я себе представлял… Что-то вроде почитания святой…

Катрин вздрогнула и почувствовала, как задрожали у нее губы. Безумная ночь в Коке вдруг представилась так явственно, что ее захлестнуло волной стыда и угрызений совести. У нее возникло желание признаться немедленно в том, что Готье был ее любовником, что она была счастлива в его объятиях.

– Арно, нужно тебе сказать…

Но очень нежно он закрыл ей рот поцелуем.

– Нет. Ничего не говори. Еще не пришел час воспоминаний, сожалений… Готье еще жив, и Абу, может быть, совершит чудо, в которое сам не верит!

Большой бурнус соединил тепло их обоих тел, прижавшихся друг к другу. Если бы она договорила, что бы сказал Арно, что бы сделал? Он с презрением выгнал бы ее на холод, и ее душа бы заледенела… А ей так хорошо было здесь, рядом с ним! Он поддерживал ее своей силой, всей своей любовью, которую только он один умел ей дать.

– Я люблю тебя… – прошептала она. – О! Я так тебя люблю!

Он не ответил, но сжал ее еще сильнее, почти делая ей больно, и Катрин поняла, что он борется с искушением. Вокруг сидели воины Мансура с неподвижными, замкнутыми, таинственно-загадочными лицами, на которых мерцали отсветы пламени. Эти люди еще чувствовали усталость от недавнего сражения, но, привыкшие с детства к полной опасностей жизни, не теряли ни мгновения, чтобы восстановить потерянные силы. Кто мог сказать, что ждет их этой ночью?