Эта ночь, проведенная в сердце гор, в пещере, населенной джиннами, этими духами из восточных сказок, которые ей рассказывала Фатима, надолго врезалась в память Катрин… Высокая фигура Мансура появилась у огня. Он что-то сказал своим людям, обошел костер и сел рядом с Арно. Один из его слуг подошел, неся в сложенных ладонях финики и бананы. Мавр взял их и с улыбкой предложил рыцарю. Это был первый любезный жест с его стороны по отношению к Арно, но этим жестом он признавал его равным себе. Арно молчаливо поблагодарил его кивком.

– Настоящие воины узнаются по первому же бою, когда им приходится скрестить оружие, – просто объяснил Мансур. – Ты – из наших!

Мужчины подкреплялись, но Катрин ничего не могла есть. Все время она смотрела в сторону носилок. Абу-аль-Хайр сидел у изголовья больного. Время от времени до молодой женщины долетал стон, и каждый раз у нее болезненно сжималось сердце.

Волк завыл в горах, и Катрин вздрогнула. Это было дурным знаком…

Чувствуя подавленное состояние жены, Арно наклонился к ней и прошептал тихим голосом:

– Никогда больше ты не будешь страдать, моя милая. Тебе больше никогда не будет холодно, ты не будешь мучиться от голода, от страха! Перед Богом, что меня слышит, я клянусь устроить нашу жизнь так, чтобы дать тебе возможность забыть все, что тебе пришлось вытерпеть!

* * *

Через пять часов отряд мятежников добрался до Альмерии. Готье все еще был жив, но жизнь постепенно покидала его огромное тело.

– Ничего нельзя сделать, – в конце концов признался врач. – Можно только продлить его мучения. Он должен был уже умереть ночью, если бы у него не было такого исключительного здоровья. Между тем, – добавил он, – он и не старается выжить.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Катрин.

– Что он больше не хочет жить! Можно подумать… да, можно подумать, что он счастлив, что умирает! Никогда не видел человека, который бы с таким спокойствием готовился к собственной смерти.

– Но я хочу, чтобы он жил! – вскинулась молодая женщина.

– Ты здесь ничего не сделаешь! Думаю, он уверен, что его земная миссия окончена с тех пор, как ты нашла своего супруга.

Катрин понимала, что хотел сказать врач. Теперь, когда она опять заполучила Арно, Готье понял, что ему больше нет места в жизни Катрин, и, может быть, он не чувствовал в себе мужества, после того как был спутником ее тяжелых дней, участвовать в их счастливой жизни…

– Сколько времени он еще проживет? – спросила она.

Абу пожал плечами:

– Кто может знать? Может быть, несколько дней, но я бы скорее сказал, несколько часов. Он быстро угасает… между тем я надеялся на то благотворное влияние, которое оказывает на раненых морской воздух!

Море! С высоты холма Катрин завороженно посмотрела на него. Море блестело, ласкало песчаный берег и, словно рассыпавшиеся женские волосы, окружало большой город. Город сиял ослепительной белизной, над ним возвышалась белая крепость, а там, дальше, виднелся порт, в котором танцевали на волнах корабли с разноцветными парусами. Высокие пальмы полоскали свои темно-зеленые веера на морском ветру под ослепительным голубым небом.

Город раскинулся в огромной долине, заросшей апельсиновыми и лимонными деревьями. Катрин вспомнила море во Фландрии, когда жила там, будучи возлюбленной Филиппа Бургундского. Море там было серо-зеленым, покрытым белесыми бурунами, или плоским, беспокойным, свинцовым; оно лежало у дюн, которые пересыпал ветер. Забыв на миг свое горе, она поискала руку Арно.

– Смотри! Здесь наверняка самое красивое место на земле. Разве мы не будем счастливы, если сможем здесь жить?

Но он тряхнул головой, а в углу губ пролегла морщинка, которую Катрин хорошо знала. Взгляд, которым он охватил сказочный пейзаж, был тоскливым.

– Нет! Здесь все чужое! Поверь мне, наша суровая и старая Овернь, если придет день, когда мы ее опять увидим, нам даст гораздо больше настоящего счастья.

Он улыбнулся, увидев ее растерянность, поцеловал в глаза и ушел к Мансуру. Их отряд остановился на этом тенистом холме, чтобы держать совет. Катрин, на мгновение оставляя Готье, выскользнула из носилок и подошла к мужчинам. Мансур указывал на белую крепость, высившуюся над городом:

– Это Альказаба. Там чаще всего живет принц Абдаллах и предпочитает ее своему дворцу на берегу моря. На этой территории тебе больше нечего бояться калифа, – сказал он Арно. – Что ты собираешься делать?

– Найти корабль, который отвез бы нас в нашу страну. Думаешь, это можно сделать?

– В этом порту у меня есть своих два корабля. На одном я поплыву в африканские земли. Другой отвезет тебя вместе с твоими близкими в Валенсию. С тех пор как Сид нас оттуда прогнал, – добавил он с горечью, – исламские корабли больше не входят в этот порт даже для торговли. Мой капитан вас высадит ночью на берег. В Валенсии ты без труда найдешь корабль, который отвезет вас в Марсель.

Арно в знак согласия кивнул головой. В Марселе, во владениях королевы Иоланды, графини Прованской, он действительно будет почти у себя дома, и по его улыбке Катрин догадалась о той радости, которая охватила его при этой мысли.

– Можем мы выехать этой же ночью?

– Зачем так спешить? Абдаллах проявит к тебе братское гостеприимство, что я и сам намерен был бы сделать, если бы мог увезти тебя с собой в Магриб. Ты бы сохранил лучшие воспоминания о мусульманах.

– Благодарю тебя. Будь уверен, что я сохраню хорошее воспоминание если не обо всех мусульманах, так, по крайней мере, о тебе, Мансур. Встреча с тобой – благословение Божье, и я Ему за это благодарен! Но у нас на руках раненый…

– Он умирает.

– Я знаю. Между тем он может выжить!

Катрин обдало облаком нежности. Эта чуткость Арно в отношении к Готье волновала ее до глубины души. Нормандец умирал, конечно, но Монсальви отказывался оставлять его тело на чужбине, у неверных. Она подняла на своего супруга взгляд, сиявший благодарностью. Мансур, помолчав немного, медленно ответил:

– Он не доживет до того времени, когда вы увидите родные берега! Однако я понимаю твою мысль, брат мой! Сделаем так, как ты хочешь. Этой же ночью мой корабль поднимет паруса… Теперь пойдем.

Катрин вернулась в носилки, где Готье на какой-то момент вернулся в сознание. Его дыхание делалось час от часу все более затрудненным. Его огромное тело, казалось, уменьшалось, а лицо трагическим образом изменялось, уже тронутое тенью смерти. Но он устремил на Катрин ясный взгляд, и она ему улыбнулась.

– Смотри, – произнесла она мягко, отведя занавеску, чтобы он смог увидеть то, что было снаружи. – Вот море, которое ты всегда любил, о котором ты мне столько рассказывала. На море ты выздоровеешь…

Он отрицательно покачал головой. На его бескровных губах появилось подобие улыбки:

– Нет! Я умру!.. И так лучше!..