Люис. Командир дремал. Иногда и я покидал свое кресло. Машину держал на курсе автопилот. Нашей основной целью была Хиросима, запасными — Кокура и Нагасаки.

Ван Кирк. Погода должна была решить, какой из этих городов нам предстояло избрать для бомбежки.

Кэрон. Радист ждал сигнала от трех «сверхкрепостей», летевших впереди для метеоразведки. А мне из хвостового отсека были видны два Б-29, сопровождавшие нас сзади. Один из них должен был вести фотосъемку, а другой доставить к месту взрыва измерительную аппаратуру.

Тиббетс. Кресло бомбардира установлено впереди пилотского. Мне легко было дотянуться до плеча Ферреби. У нас с ним было заведено, что я держал штурвал до последних 60 секунд, а потом он брал управление на себя.

Ферреби. Мы очень удачно, с первого захода, вышли на цель. Я видел ее издалека, так что моя задача была простой.

Нелсон. Как только бомба отделилась, самолет развернулся градусов на 160 и резко пошел на снижение, чтобы набрать скорость. Все надели темные очки.

Джеппсон. Это ожидание было самым тревожным моментом полета. Я знал, что бомба будет падать 47 секунд, и начал считать в уме, но, когда дошел до 47, ничего не произошло. Потом я вспомнил, что ударной волне еще потребуется время, чтобы догнать нас, и как раз тут-то она и пришла.

Тиббетс. Самолет вдруг бросило вниз, он задребезжал, как железная крыша. Хвостовой стрелок видел, как ударная волна, словно сияние, приближалась к нам. Он не знал, что это такое. О приближении второй волны он предупредил нас сигналом. Самолет провалился еще больше, и мне показалось, что над нами взорвался зенитный снаряд.

Кэрон. Я делал снимки. Это было захватывающее зрелище. Гриб пепельно-серого дыма с красной сердцевиной. Видно было, что там внутри все горит. Мне было приказано сосчитать пожары. Черт побери, я сразу же понял, что это немыслимо! Крутящаяся, кипящая мгла, похожая на лаву, закрыла город и растеклась в стороны к подножиям холмов.

Шумард. Все в этом облаке было смертью. Вместе с дымом вверх летели какие-то черные обломки. Один из нас сказал: «Это души японцев возносятся на небо».

Бисер. Да, в городе пылало все, что только могло гореть. «Ребята, вы только что сбросили первую в истории атомную бомбу!» — раздался в шлемофонах голос полковника Тиббетса. Я записывал все на пленку, но потом кто-то упрятал все эти записи под замок.

Кэрон. На обратном пути командир спросил меня, что я думаю о полете. «Это похлеще, чем за четверть доллара съехать на собственном заду с горы в парке Кониайленд», — пошутил я. «Тогда я соберу с вас по четвертаку, когда мы сядем!» — засмеялся полковник. «Придется подождать до получки!» — ответили мы хором.

Ван Кирк. Главная мысль была, конечно, о себе: поскорее выбраться из всего этого и вернуться целым.

Ферреби. Капитан первого ранга Парсонс и я должны были составить рапорт, чтобы послать его президенту через Гуам.

Тиббетс. Никакие условные выражения, о которых было договорено, не годились, и мы решили передать телеграмму открытым текстом. Я не помню ее дословно, но там говорилось, что результаты бомбежки превосходят все ожидания.

Прошла всего одна ночь после пресс-конференции в штабе 20-й воздушной армии, где полковник Тиббетс рассказывал журналистам об уничтожении Хиросимы, восседая рядом с командующим стратегической авиацией США генералом Спаатсом.

Экипажи семи «сверхкрепостей», участвовавших в операции, едва успели отоспаться, когда, к удивлению майора Суини, его вновь назначили в боевой вылет. Причем на сей раз вместо контейнеров с приборами бомбардировщику «Грейт артист» предстояло сбросить «Толстяка» — такую же плутониевую бомбу, что была взорвана на башне в Аламогордо. Как возможные объекты бомбардировки в приказе теперь назывались не три, а два японских города: главная цель — Кокура, запасная — Нагасаки.

Полет, намеченный на субботу, внезапно перенесли на четверг, 9 августа. Суини чертыхался, да и многие штабные офицеры недоумевали, к чему такая спешка. Зачем пускать в ход вторую бомбу, когда у Вашингтона не было времени оценить, как Токио прореагировал на первую?

Трумэн торопился, потому что в ночь на 9 августа Советский Союз вступил в войну против Японии. В то самое утро, когда в Маньчжурии под ударами советских танков обратилась в бегство Квантунская армия, Б-29 майора Суини вновь поднялся в воздух с острова Тиниан.

Второй полет с бомбой проходил вовсе не так гладко, как первый. Начать с того, что взрыватель «Толстяка» нельзя было собирать в воздухе, как это было сделано с «Малышом». Оставалось гадать, что произойдет с бомбой в случае аварии при взлете. По мнению специалистов, нельзя было исключить заражения большой площади радиоактивным плутонием, да и опасности мощного ядерного взрыва. Кроме того, буквально в последний момент в бомбардировщике майора Суини была обнаружена утечка бензина. Наконец, погода была отнюдь не самой благоприятной. Сводка предсказывала ее дальнейшее ухудшение. Тем не менее генерал Ферелл решил все же не откладывать операцию.

Ради экономии горючего основная тройка Б-29 должна была встретиться не над островом Иводзима, а непосредственно у берегов Японии. Во время полета над океаном исчез из видимости Б-29 майора Гопкинса, которому было поручено фотографирование взрыва. Выходить в эфир майору Суини было запрещено. Пришлось потерять целый час, пока все три «сверхкрепости» были наконец в сборе.

Самолеты метеоразведки сообщили о хорошей погоде как над Кокурой, так и над Нагасаки. Взяли курс на главную цель. Но в последний момент ветер над Южной Японией изменил направление. Густая пелена дыма над горевшим после очередной бомбежки металлургическим комбинатом Явата ушла в сторону и заволокла город.

Майор Суини сделал три захода, но прицельное бомбометание было невозможно.

— Ничего не поделаешь! Хоть горючего в обрез, идем на запасную цель, — объявил он экипажу.

Так решилась участь Нагасаки.

Над ней тоже было облачно, но в просветах все же просматривались контуры залива, вдоль которого тянется город. В 11 часов 02 минуты утра «Толстяк» взорвался над одной из многочисленных в Нагасаки церквей примерно на два километра севернее точки прицеливания.

О возвращении на Тиниан не могло быть и речи. Еле-еле, буквально на последних литрах горючего дотянули до запасного аэродрома на Окинаве. Посадочная полоса была занята, а на отчаянные радиограммы с просьбой освободить ее никто не отзывался.

Пришлось дать залп всеми имевшимися на борту ракетами. Лишь этот фейерверк (означающий по кодовой книге: «Дым в кабине. Идем на вынужденную посадку. На борту убитые и раненые») возымел действие. «Грейт артист» тяжело плюхнулся на бетон посередине полосы. К самолету со всех сторон устремились пожарные и санитарные машины.