«Для ученых, не знакомых с деталями Ялтинского соглашения, 10 августа было „необъяснимым мистическим рубежом“, но для политических лидеров США это была дата вступления СССР в войну, обещанная союзникам», — отмечает изданная в Японии «Белая книга о последствиях атомной бомбардировки».

Хотя западные державы множество раз нарушали обещания об открытии второго фронта в Европе, у них не было сомнения, что Советский Союз сдержит свое слово. Отсюда и лихорадка: успеть до 10 августа! Создать иллюзию, будто не удар Красной Армии, а американские атомные бомбы вынудили Японию капитулировать, продемонстрировать устрашающую мощь нового оружия перед послевоенным миром, чтобы повелевать им, — таков был замысел Трумэна.

В июне Лео Сцилард записался на прием в Белый дом. В качестве доверенного лица президента его принял Бирнс — будущий государственный секретарь. Как писал потом Сцилард, Бирнс не утверждал, что атомное оружие необходимо пустить в ход, чтобы нанести Японии военное поражение. По его словам, в Вашингтоне тогда были прежде всего озабочены развитием событий в Восточной Европе. Точка зрения Бирнса, отмечал Сцилард, состояла в том, что само наличие у США таких бомб и демонстрация их силы должны были сделать Россию более податливой в Европе.

«Демонстрация боевых возможностей бомбы, — пишет американский историк Г. Алпровиц в книге „Атомная дипломатия: Хиросима и Потсдам“, — была нужна, чтобы заставить русских принять американский план послевоенного мира. И прежде всего навязать им свою позицию по основным спорным вопросам — по американским предложениям, касающимся Центральной и Восточной Европы».

Что же касается генерала Гровса, то на сей счет он высказался потом в конгрессе вовсе без обиняков, с солдатской прямолинейностью:

— Уже через две недели после того, как я принял на себя руководство Манхэттенским проектом, я никогда не сомневался в том, что противником в данном случае является Россия и что проект осуществляется именно исходя из этой предпосылки.

После капитуляции гитлеровской Германии между Вашингтоном и Лондоном шел спор относительно сроков встречи «большой тройки». Черчилль настаивал на том, чтобы провести ее как можно скорее, пока из Европы еще не выведены американские войска. Трумэн же, наоборот, тянул время, считая, что после испытания атомной бомбы, назначенного на середину июля, ему будет легче оказывать нажим на Советский Союз.

Изменив свое прежнее предложение о том, что три лидера могли бы встретиться 30 июня, Трумэн известил Черчилля, что хотел бы отложить конференцию еще на две недели. Британский премьер, не понимавший причин этих отсрочек, был вне себя. В каждом слове его телеграммы, адресованной Трумэну, сквозит нетерпение: «Я считаю, что 15 июля, повторяю — июля, месяц, идущий вслед за июнем, является очень поздней датой. Я предложил 15 июня, повторяю — июнь, месяц, идущий перед июлем. Но если это невозможно, почему не 1 июля, 2 июля, 3 июля?»

7 июля 1945 года президент Трумэн отправился в Европу на встречу «большой тройки». Прежде чем подняться на борт крейсера «Огаста», он подписал несколько документов, предназначенных для опубликования от имени президента в его отсутствие. В числе этих бумаг с пометкой «начало августа» был текст официального заявления «О бомбе нового типа, сброшенной на Японию».

«Когда я был вынужден отправиться в Потсдам, — писал Трумэн в своих мемуарах, — подготовка к испытанию атомной бомбы в Аламогордо, в штате Нью-Мексико, проводилась с максимальной быстротой. И во время поездки в Европу я с нетерпением ждал сообщений о результатах».

Вечером 16 июля 1945 года, как раз накануне открытия Потсдамской конференции, Трумэну была доставлена депеша, которая даже после расшифровки читалась как заключение врача: «Операция сделана сегодня утром. Диагноз еще неполный, но результаты представляются удовлетворительными и уже превосходят ожидания. Доктор Гровс доволен».

Пятью днями позже в Потсдам прибыл специальный курьер из Пентагона с подробным отчетом об испытательном взрыве в Аламогордо. Военный министр Стимсон поспешил к президенту и прочитал ему послание начальника Манхэттенского проекта. «Доклад Гровса чрезвычайно взбодрил Трумэна. Он сказал, что такая весть придала ему совершенно новое чувство уверенности», — записал тогда Стимсон в своем дневнике.

«Уверенность» эта тут же дала о себе знать на очередном заседании Потсдамской конференции. «Трумэн выглядел совершенно другим человеком, споря с русскими в самой резкой и решительной манере», — вспоминал Черчилль.

После того как с докладом Гровса ознакомили и британского премьера, Трумэн и Черчилль договорились не упоминать об атомной бомбе в ультиматуме, который они адресовали Японии из Потсдама, то есть в Потсдамской декларации.

Вашингтонские летописцы любят повторять, будто атомные бомбы были сброшены на Хиросиму и Нагасаки лишь после того, как Япония отказалась капитулировать на условиях этого документа. Такое утверждение, однако, противоречит фактам.

Еще 23 июля, то есть за четыре дня до опубликования Потсдамской декларации, из Вашингтона в Потсдам был передан на утверждение президента США проект составленного Гровсом приказа командующему стратегической авиацией генералу Карлу Спаатсу: «После 3 августа, как только погодные условия позволят совершить визуальную бомбардировку, 509-му сводному авиаполку 20-й воздушной армии надлежит сбросить первую спецбомбу на одну из следующих целей: Хиросима, Кокура, Ниигата, Нагасаки».

24 июля из Потсдама в Пентагон была передана шифрованная радиограмма: «Директива Гровса утверждена президентом». Это означало, что приказ об атомной бомбардировке Японии вступил в силу. В тот же день Трумэн решил вскользь сказать Сталину, что у Соединенных Штатов появилось новое оружие огромной разрушительной силы.

Когда после очередного заседания его участники прощались на ступеньках дворца Цецилиенхоф, Трумэн подошел к Сталину и произнес несколько фраз.

— Ну как? — нетерпеливо спросил Черчилль, наблюдавший за ними со стороны.

— Он не задал мне ни одного вопроса, — удивленно ответил президент США.

27 июля, в тот самый день, когда текст Потсдамской декларации был передан по радио на японском языке, крейсер «Индианаполис» доставил на Тиниан урановый заряд для первой атомной бомбы, которую предстояло применить в боевых условиях.

31 июля 1945 года заместитель Гровса генерал Ферелл рапортовал с острова Тиниан о готовности бомбы, самолетов и экипажей.

5 августа 1945 года в штаб 509-го сводного авиаполка были вызваны шесть членов экипажа бомбардировщика с бортовым номером 82: командир бомбардировщика Люис, бортинженер Дазенбери, бортмеханик Шумард, радист Нелсон, радиометрист Стиборик, стрелок Кэрон.

— Нам предстоит первыми сбросить на Японию сверхмощную бомбу нового типа, — начал инструктаж полковник Тиббетс. — Ввиду особой важности задания самолет поведу я сам. Люис будет исполнять обязанности второго пилота. Старший штурман полка Ван Кирк и старший бомбардир Ферреби заменят на этот рейс штатных членов экипажа. С нами полетят также три человека, которые будут заниматься бомбой: Парсонс, Джеппсон и Бисер. Представляю вам их, а они пусть познакомят нас с «пассажиром» из бомбового отсека.