В общем, возвращение домой меня не очень радовало. А тут еще мировые и внутриполитические новости, да и погода – до середины января теплынь, как в октябре, а потом снегом завалило. И ладно бы по-настоящему, с сугробами по пояс, так нет, просто в городе не хотели и не умели чистить снег. Господи, да у нас один Славка за полчаса чистил больше, чем здесь все ЖЭУ за неделю. У нас! Вот в чем причина: я не вернулась домой, а потеряла возможность даже не поговорить, а хотя бы что-то узнать о друзьях, о том мире, который стал для меня ближе родного. На меня незаметно, но все сильнее давило чувство потери и полного одиночества, которого я не ощущала там. И только то, что родители спокойны, помогало пережить усиливавшуюся боль.

* * *

Визит людей из конторы встряхнул меня. Если они смогли прийти, то ведь и я когда-нибудь смогу вернуться к друзьям? А значит, нечего киснуть, надо не отставать от них! Фантастика в обеденные перерывы, к ужасу музейских дам, сменилась популярными лекциями по физике, особо настырные свахи были посланы подальше и оскорбленно внесли меня в список своих врагов, приятельницы с плохо скрываемой радостью и наигранным сочувствием «успокаивали»: «Что, этот старый козел бросил? Ты лучше найдешь» – и пытались угнаться за мной в спортзале и бассейне. Я даже в тир записалась, но инструктор, посмотрев на меня, покачал головой:

– Простите, но иногда встречаются совершенно необучаемые стрельбе люди, и вы, к сожалению, относитесь к таким.

Я не расстроилась, а только улыбнулась: значит, тогда, около установки, я сделала все, что могла и что не могла. Но в тир все же ходила, благо что инструктор не был против – деньги-то плачу.

Эмоциональный подъем прошел быстро, снова навалилась тоска, подпитываемая довольно-таки бессмысленной работой в музее. Ну экскурсии, но экспозиция не менялась уже лет двадцать, и от тоски в залах музея даже у манекенов сводит скулы. Ну привозные выставки – копии картин импрессионистов ничем не отличаются от хороших репродукций, а оригиналов-то мы не увидим. Научная же работа сводилась к переливанию из пустого в порожнее и скучным обсуждениям престарелыми сотрудницами давно известных фактов. Да и после работы – кто оценит спортзал и бассейн? Кто порадуется, что я дважды за месяц выбила хотя бы «единичку» в тире? Здесь не было ни вечно сердитого на косорукую ученицу и хвалящего ее ужины Попа, ни так любящей марш-броски по городу Фо, ни спокойно-ироничных Хаука с Лаки, ни остальных моих ребят.

Все же я заставляла себя ходить в спортзал, читать книги по физике и работать над статьей для научного сборника, иначе только на кладбище ползти и помирать, а мне этого очень не хотелось: погостила уже на том свете, больше не тянет, подожду официального приглашения лет эдак в сто. Пока же нужно жить. Ведь стоящий на шкафу «кейс» иногда мигает зеленым огоньком, а на шнурке под одеждой висит круглый медальон, соседствуя с «фонариком», и, значит, есть надежда вернуться. Или хотя бы уверенность, что мои друзья – не выдумка, что они живут, пусть и где-то в непостижимом далеке иного пространства.

* * *

На улице было пасмурно и душно после недавнего дождя. Я взглянула на часы и прибавила шаг: меня попросили забрать из мастерской несколько заправленных картриджей к музейным принтерам; мастерская работала до шести, а с работы меня отпустили только в полшестого: «Успеешь добежать». Я позвонила мастеру, умоляя подождать буквально несколько минут и соврав, что уже подъезжаю.

Ну что за день: все сердитые, погода вроде не плохая, а на нервы действует, и ничего запланированного не успела. Может, хоть с картриджами повезет? Их всего четыре, и в большую сумку они все влезут.

Мне на самом деле повезло: троллейбус подошел сразу, я даже успела занять удобное место в углу у поручней. Протянула кондукторше проездной, грустно улыбнувшись про себя: там мне хватило бы просто прижать палец к сенсору экрана.

Хорошо, что остановка совсем рядом с мастерской. Когда-то это был серьезный институт, относившийся то ли к Министерству сельского хозяйства, то ли к пищепрому, но в рыночные девяностые институт развалился, а здание в центре города заполонили мелкие конторы и студии, заботясь больше о доходе, чем о поддержании порядка, да и владельцу не особо хотелось думать о ремонте, так что приходившие сюда люди оказывались в обветшавшем призраке советского прошлого: протертый линолеум, фанерные двери бывших кабинетов, даже мебель кое-где стояла еще советская.

Я заскочила в вестибюль, стараясь не споткнуться о невысокий порожек у самого входа, краем глаза заметила табличку «Распродажа» на двери магазинчика женского белья (в прежние времена там, наверное, находилась курилка) и побежала на третий этаж. Тихо и пусто – конец рабочего дня, студии танцев еще не начали вечерние занятия, а остальные конторы уже закрыты. И нужная мне мастерская – тоже. Ну что за день!

Я поспешила вниз, думая, что просто разминулась с мастером: он мог спуститься по другой лестнице, но мимо вахтерши точно пройдет. Но чуть сердитая пожилая вахтерша сказала, что он ушел еще полчаса назад. Я же просила! И опоздала всего на пять минут – сейчас только начало седьмого.

Вздохнув, вышла из здания, намереваясь зайти в расположенный рядом новый громадный торговый центр – все равно уже здесь. И тут у меня появилось странное ощущение знакомой неправильности. Серое небо, неудачи весь день, и ведь не только у меня, тревожные взгляды людей. Я оглянулась: все они шли из бывшего здания института. Не очень много, но точно не после работы, и лица со знакомым мне выражением страха и желания поскорее попасть домой. Я, заинтересовавшись, вернулась к зданию, и на меня нахлынула такая тоска, что захотелось выть, а лучше уткнуться маме в плечо и просидеть так весь вечер. Несмотря на неудачный день, причин для подобного настроения точно не было, значит, дело не во мне. Подобный эффект вызывает только инфразвук и… установка! Причем еще не включившаяся, иначе бы тут началось сумасшествие. А значит, она где-то рядом.

Я остановилась у стены, чтобы меня не затоптали все более встревоженные люди, обходившие теперь здание, как будто оно проклято, и прикрыла глаза. Если я раньше могла при включенной установке почувствовать, что где находится, то и сейчас должно получиться. Все верно, она в здании института, это самое удобное место: рядом торговый центр, значит, где-то здесь проложен кабель, ведь такая громада требует много электричества. Само же здание института настолько неприметное, да еще и полупустое даже в разгар рабочего дня, что никто ничего не заподозрит, особенно в нашем мире.

У меня есть выбор. Я могу бежать отсюда, постаравшись обезопасить себя на время смещения пространства, и ждать обещанного прихода людей из конторы: запас продуктов и воды в квартире есть, дверь железная, и мародеры с улицы просто так не войдут. Тогда я, скорее всего, не пострадаю, а вот не знающие, что происходит, горожане… Водители, стремящиеся поскорее убраться от этого ужаса и въезжающие в невидимую смертоносную стену блокады, старики с сердечными приступами, сходящие с ума люди, мародеры, которых не смогут остановить даже военные, и наступающий на полумиллионный город голод.