Саша вскочил.

— Я могу знать причину вашего отказа?

— Во-первых, сядь! Учись владеть собой.

— Я удивлен, Яков Павлович, — опускаясь на стул, обиженно выговорил Саша.

— Я больше удивлен, Никитин, больше! — подчеркнул Яков Павлович. — Сегодня Мария Иосифовна поставила тебе «хорошо» за ответ по литературе, а физик сказал, что ты у него еле вытянул на «посредственно». — Директор быстро снял и стал протирать очки. — Ты уже не первый ученик школы. Павловский далеко опередил тебя.

Яков Павлович помолчал. Пальцы его быстро шлифовали стекла очков.

— Неважно, Никитин! Ты учишься не так, как мог бы учиться. Это ответ на твою просьбу. Тебе над ним придется подумать. Когда ты глубоко, по-настоящему продумаешь этот вопрос и сделаешь выводы, приходи ко мне, еще подумаем о руководстве физкультурным кружком. Но не раньше, чем учителя скажут мне, что Никитин снова круглый отличник.

Саша покраснел и встал.

— Вы правы, Яков Павлович. Я приду к вам после. Но скоро! До свиданья.

Когда Саша направился к двери, директор остановил его.

— А ботинки надо чистить, — заметил он. — Аккуратность— мать дисциплины. А к дисциплине себя со школьной скамьи приучать надо. Дорогой мой, пойми, что сегодня ты не почистишь ботинки, завтра не выучишь урока, послезавтра, в армии, покинешь пост. А началось все с ботинок, с пуговицы, с неряшливой прически. Следить за собой надо, следить. Ну, иди!

Саша не помнил, как дошел до своего класса. Он был в смятении. В классе ждали его Гречинский, Лаврентьев, Юков, Павловский, Женя и Соня Компаниец.

— Не разрешил?! — вырвалось у товарищей.

— Нет.

— Почему?!

— Яков Павлович сказал, что я перестал хорошо учиться. Ты, Костик, обогнал меня.

— Я? Вон как! Не думаю…

— Да, да. Сегодня я получил только «хорошо» по литературе, а физик вчера, оказывается, все-таки подпустил мне «пса». А в общем-то я и сам это чувствую…

— По литературе? — удивился Гречинский. — Ты отвечал прилично.

— Новая учительница строга уж очень, — заметил Костя.

— Придира! — коротко прибавил Аркадий.

— Стойте, мне слово! — воскликнул Костик. — Ясно, что Саша должен руководить. С завтрашнего дня у меня появятся одна за другой две отметки «хорошо». И станет ясно, что Саша срезался случайно.

— Костик, ты сказал глупость, — холодно проговорила Женя.

Павловский вспыхнул и почти с негодованием ответил, обращаясь к Жене, а скорее, ко всем школьникам:

— Я иду на жертву. Не принимаете ее — не надо.

— Он второй раз идет на жертву, не жалеет живота, — усмехнулся Аркадий. — Я тебе скажу, Костик, вот что: прибереги свой живот для более подходящего случая. Он может представиться.

— Да, это неправильно и неблагоразумно, Костик, — поддержал Аркадия Ваня. — Нужно искать другое решение.

— Путь один, — сказал Саша, — взяться за учебу.

— Вот что, ребята, учиться хорошо надо, это правильно, — продолжал Аркадий. — Но кто нам мешает тренироваться самостоятельно, в свободное время? А? Давайте дадим друг другу слово, что защитим приз?

— Поклясться — и все! — подхватил Саша.

— Поклянемся! — воскликнул Гречинский.

— Это здорово! — у Аркадия загорелись глаза. — Давайте!

— Мы, комсомольцы десятого «А», даем друг другу слово и клянемся, что не отдадим зимний приз школе имени Макаренко! — негромко, но очень четко и торжественно сказал Саша.

— Клянемся! — воскликнули все, протягивая Саше руки.

Клятва была скреплена крепчайшими рукопожатиями.

В СЕМЬЕ И В ШКОЛЕ

Слова Якова Павловича глубоко задели самолюбие Саши Никитина.

«Ты уже не первый ученик школы!» — с болью думал он, входя в свою комнату.

Мать его, Екатерина Ивановна, была учительницей. Как и все матери, отдающие воспитанию детей самую драгоценную долю души, она умела читать даже очень затаенные мысли сына. Накормив Сашу обедом, она подсела к нему и, положив свою ласковую руку ему на плечо, сказала:

— Ну, а теперь рассказывай…

И Саша, как обычно, поведал своему лучшему, задушевному другу причину переживаний.

— Отстал, значит? — спросила мать, и легкий оттенок иронии, звучавший в ее голосе, так и обжег Сашу.

«Сдался, отстал, не сумел, не выдержал, отступил», — эти выражения Сашин отец, полковник Никитин, с убийственной насмешкой называл «словарем безвольного человека».

— Отстал, но не сдался, мама, — сказал Саша.

Губы его плотно сжались, и в уголках их прорезались суровые и решительные складочки — как у отца.

— Это не просто красивые слова, сын?

Саша обнял мать за плечи.

— Мама, что скажет мне отец, если узнает, что я такие слова бросаю на ветер?

— Да, он не похвалит тебя.

Мать сдержанно поцеловала его в высокий чистый лоб. Ее гибкие пальцы смяли и пригладили упрямый вихорок волос на затылке Саши.

— А сегодняшний случай? Ты сообщил папе о нем?

— Он должен узнать, мама! — воскликнул Саша. — Он поймет меня. Ты помнишь, когда два года тому назад папа приезжал на месяц в отпуск из Хабаровска и рассказывал, что получил выговор от большого военного начальства, он говорил: «Часто мы привыкаем к своим успехам и работаем так же, как, скажем, год назад. И думаем, что это по-прежнему хорошо. А жизнь с каждым днем движется вперед, и выходит, что мы уже отстали. А отстающих, как сказал товарищ Сталин, бьют». Папа сказал, что он делал свое дело не хуже, чем год назад… А маршал совершенно правильно решил: хуже! Так вот, мама, я отвечал сегодня не хуже, чем в начале учебного года, но и не лучше. А я могу отвечать лучше. Наша новая учительница поняла это и справедливо снизила мне оценку… Ну, а физику, признаюсь, я вообще не выучил. Я поработаю и добьюсь отличных оценок!

Материнская рука снова легла на плечо сына.

— Что ж, мне остается пожелать тебе успеха, сын. А теперь — спать!

Провожаемый ее теплым взглядом, Саша скрылся в спальне, но лег не сразу. Сняв со стены овальный портрет, он поставил его на самый краешек стола и долго молча смотрел на него.

С портрета на Сашу испытующе глядел широколобый худощавый человек в форме полковника танковых войск. Саша думал о суровой, беспокойной, но чистой и ясной жизни своего отца. Да, такой жизнью можно было гордиться! В юности — большевистское подполье, ссылка в Сибирь, потом годы гражданской войны. С тех пор отец стал солдатом, защитником Советской державы. Судьба солдата кидала его то к снегам Заполярья, то на солнечное южное взморье. Бывало так, что одно письмо от него получали из Хабаровска, а следующее — из Львова.

Вначале семья переезжала вместе с ним (все Сашино детство прошло в разъездах), но потом родители решили, что это вредно отразится на Сашиной учебе. С тех пор Саша с матерью жил в Чесменске