— Откуда вы знаете, что бросили? — мягко перебил Монах.

— Ну, как же… — Она запнулась. — Он сказал… ну, кто привез.

— Возможно, он его и сбил. Было темно, не заметил и сбил. И удрал из больницы, не захотел встречаться с полицией. Вы его знаете?

— Не знаю… — пробормотала она. Ее живость как рукой сняло.

Монах взял диктофон, выключил и сунул в карман.

— Светочка, вы его видели?

— Нет. Он позвонил в дверь приемного, сказал, что подобрал сбитого человека. Санитар и сторож принесли его на носилках…

— Я могу его понять, — вмешался Добродеев. — Он поступил честно… относительно. А то, что удрал… Пострадавший был пьян? Документы какие-нибудь?

— Ничего! Карманы пустые. Спиртным не пахло…

— Светочка, мы не полиция, — сказал Монах задушевно. — Мы даже не будем записывать наш разговор. Лео Глюк — журналист, добрый и гуманный человек, вы его прекрасно знаете, в смысле, читали. Я занимаюсь непознанным, практикую экстрасенсорику, психолог по образованию… Понимаете, мы хотим понять, что произошло. Мы расследователи, мы не полиция. Нам нужно понять, как тот человек… его зовут Павел Терехин, попал сюда, что он тут делал, куда исчезла его машина. Он должен был приехать на машине, правда? Он не мог пройти почти пятьдесят кэмэ из города пешком. Вы, Светочка, для нас бесценная находка, вы очевидец. Мы не собираемся призывать к ответу водителя… если это он, наоборот, спасибо, что не бросил умирать на дороге. Бывает ведь и так. Но нам все равно придется найти его и поговорить. Павел Терехин ничего не помнит и объяснить не может, память к нему до сих не вернулась. Если бы мы знали, что он делал на дороге, мы могли бы попытаться сыграть на этом. Вы как медработник знаете, что такое амнезия, иногда достаточно малейшего толчка — звука, запаха, картинки — и память возвращается. Нам нужна ваша помощь, Светочка. — Монах взял руку девушки в свою большую теплую лапу. — Вы ведь знаете человека, который привез Павла в больницу, правда?

Девушка завороженно смотрела в глаза Монаху. Монах все еще удерживал ее руку, молчал, улыбался в бороду и был похож на Деда Мороза и на доброго волшебника одновременно. Добродеев живо вспомнил удава и кролика.

— Светочка!

— Знаю, — сказала девушка наконец. — Он крутит с Маней… это наша санитарка. Только вы не говорите, что я сказала. Мы вместе тогда дежурили, Маня плакала и просила не говорить. Слава богу, что его забрала семья! У нас бы он не выжил…

— …Что и требовалось доказать! — самодовольно сказал Монах Добродееву, когда они распрощались с девушкой у больницы. — Учитесь, юноша, как раскалывать свидетеля. Теперь возьмем за шкирку этого доброго самаритянина, послушаем, что он нам споет.

Добрый самаритянин оказался хлипким нетрезвым мужичонкой в красной бейсбольной кепочке, курсировавшим по отдаленным хуторам и селам, возившим «базу», как он выразился, — базовые товары: как продукты, так и всякую «мутотень» вроде свечей, инвентаря, горючки, гвоздей и многого другого, что закажут. Передвижная лавка, одним словом. Расплачивались с ним зачастую натурой — ягодами, медом, грибами и травами. Звали его Миша.

Выловили они его в Ладанке в местном ресторанчике, где Миша три раза в неделю харчевался и принимал на грудь. Сначала он «качал права» и прикидывался возмущенным, кричал, что ничего не знает, подобрал чувака недалеко отсюда, знал бы — не связывался. И никто даже спасибо не сказал! Уехал, потому что не хотел связываться с ментами, им же только попадись. Машины никакой там не видел, было темно, не успел до грозы, лупил дождь и гремело так, что мотор глох; лучше бы остался ночевать, но не хотел с ведьмами, вот и попер на ночь глядя, а машину заносит, тут местами грунтовка, откуда он выскочил… черт его знает! Как с неба упал. Я аж охренел! Бью по тормозам, а ее заносит, там глина, все размокло…

— Ведьмы? — переспросил Добродеев. — Что за ведьмы?

— Да в Ломенке же, там все бабы ведьмы, мужиков поизвели, теперь сами… Там и пещеры, всякое говорят… колодцы, камни здоровенные вроде с неба упали и люди пропадают. Один строить надумал санаторий, вода там целебная, начал подвесную дорогу и пропал с концами. Разве ж они дозволят? Только собака от него и осталась. Говорят, порода редкая, несколько тыщ стоит. Я хотел забрать его, по хозяйству собака нужна или продать, дак он, зараза, куснул! — Миша задрал рукав рубахи, показал небольшой шрам.

— То есть вы хотите сказать, что в Ломенке пропадают люди? — Добродеев сделал стойку.

— Ну! И еще один, тоже чужой, отпуск проводил, всю осень искали, из города понаехали, на Детинец лезли, по колодцам, в пещеры — и по нулям. Был мужик — и нет мужика. Амба. — Он цыкнул языком. — Мне туда ехать как ножом по… э-э-э… горлу! Во! — Он резанул ребром ладони по горлу. — Но жить-то надо! У них мед хороший, чистый, очередь стоит. Деда Яшу знаете? С руками отрывают, он сам развозит, у него старый «Москвич». Во тачка! Неубиваемая. У него еще племянник глухонемой, служил на военной базе, контуженый. Он недавно забрал его к себе, женка, говорит, бросила. Бабы! — Он ухмыльнулся презрительно. — Там и зимуют с пчелами.

— Значит, ты его сбил… Откуда ты ехал?

— Говорю же: из Ломенки. Да он сам кинулся прямо под колеса! — завопил Миша. — Голый! Я аж охренел с перепугу, думал, привидение! Там всякой нечисти полно, и люди не приживаются. Выскочил, а он лежит весь в крови, грязный, мокрый… молния рядом как жахнет и гром! Я ну креститься! Думаю, сейчас как даст по голове, рядом ляжу… стою, ноги-руки трусятся… Господи, спаси и помилуй, повторяю, а что делать — не придумаю. И тут как жахнет обратно синим светом — и сразу гром! И фигура вроде человеческая с крыльями, на все небо, меч на меня наставила! Я аж присел и голову руками прикрыл, все, думаю, хана! Не отпустят! И тьма адская в глазах… Схватил я его, не знаю, живой или помер, тащу, а он тяжелый… не шевелится, чисто жмурик. Загрузил кое-как, довез до больницы, там у меня знакомая… звоню, говорю, выручай, век не забуду! Они его забрали… живой, говорят. Я и рванул куда подальше. Три недели туда не ездил, боялся!

Монах пододвинул ему стакан с водкой.

— Пей, друг!

Миша выпил, сморщился и заплакал.

— Поверишь, он мне кажную ночь снится! До сих пор. Весь в крови, руки тянет… как этот… зомби! Я три раза в церковь ходил, свечки ставил. Маня потом сказала, что его вроде семья нашла, забрали. Поверишь, я три дня не просыхал, две сотни на храм пожертвовал!

— Ломенка, говоришь? — переспросил Монах. — Далеко отсюда?

— Километров семь будет, в сторону. Кто не знает — не найдет. Там когда-то пчелиный кооператив был богатый, а теперь никого не осталось, почти одни бабы. А вы кто будете? — Он смотрел на них враждебно. Переход от слез к агрессии был мгновенен. Он уже жалел, что раскололся. — Чего надо?

— Ты хороший человек, Миша, — сказал Монах. Добродеев подумал, что он сейчас возьмет водилу за руку, и с трудом подавил ухмылку. — Ты спас живую душу, Миша. Ты спрашиваешь, кто мы? Я психолог, мой друг — журналист, Лео Глюк, может, слышал? Дело в том, Миша, что тот человек потерял память, понимаешь? И мы пытаемся найти хоть какую-то зацепку, чтобы заставить его вспомнить… хоть что-то.