Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серебряный еще не знал, зачем ему дверь, но интуитивно желал, чтобы путь к отступлению был свободен.
— Я сказал, отойди к стене! — повторил Егор.
Серебряный подчинился, у него не оставалось другого выхода.
— Что в письме?
— Прочти, и узнаешь.
Сейчас его единственными союзниками были время и фактор внезапности. Больше рассчитывать не на кого.
* * *
Прошло полгода, а убийцу Стрижа так и не нашли. Все эти месяцы Лика провела в страхе. Она так и не рассказала мужу про свою измену. Трусиха, предательница…
Кому нужна правда? Стрижа нет, а ей с ребенком нужно как-то жить.
Страшные догадки появились позже, спустя месяц после похорон. Егор изменился, замкнулся в себе. Сначала она думала, что это из-за смерти Стрижа. Думала — переживает, так же, как Серебряный, оплакивает потерю. А потом поняла — дело не в Стриже, дело в ее беременности. Егор больше не говорил о ребенке. Точно и не было никакой беременности. Отчего вдруг такое равнодушие?
Он знает?
Знает и молчит, ничего не предпринимает?
Это так на него не похоже. Егор ни за что не оставил бы измену безнаказанной…
А может, он и не оставил? Может, наказал главного виновника?..
Лике даже думать об этом было страшно, но она заставляла себя думать, В день совершения убийства Егор был в Германии. Она это знала точно, этому была масса подтверждений, Значит, он не причастен? Или все-таки причастен? Не обязательно все делать своими руками, достаточно нанять исполнителя…
Нет, Егор не такой. Он не стал бы посвящать в свои личные дела посторонних. Он привык решать проблемы самостоятельно. Или она ошибается?
Господи, пусть бы она ошибалась! Потому что в противном случае их со Стрижом ребенку угрожает опасность. Егор не станет терпеть рядом с собой ублюдка, доказательство неверности жены.
Лика так и не решила до конца, причастен муж к убийству Стрижа или нет. Но теперь каждый день она ложилась спать и просыпалась с чувством выматывающего, лишающего последних сил страха. Паника и ужас росли вместе с ребенком в ее животе. Это было похоже на паранойю, требовалось что-то делать. Если бы только знать, что…
Несколько раз она пыталась рассказать все Серебряному, переложить этот непосильный груз на его плечи, но останавливалась в самый последний момент.
Никому нельзя доверять. Пора взрослеть. Пора учиться принимать самостоятельные решения.
Вторую половину беременности она чувствовала себя очень плохо, поэтому, когда гинеколог сказал, что есть угроза преждевременных родов, почти не испугалась, внутренне уже готовилась к чему-то подобному. Испугался Егор. Она посчитала это добрым знаком, а потом поняла, что волнуется он исключительно за нее. О ребенке ее муж даже не вспомнил.
— Сейчас мы поедем в одну частную клинику. Там очень хорошие врачи и соответствующий уход, я узнавал.
— Нет. — Она не хотела иметь ничего общего с частной клиникой и врачами, услуги которых будет оплачивать ее муж. Лучше уж обычный роддом.
— Отказываешься? — Егор казался удивленным. — Ты в своем уме, Лика?!
— Не хочу, — упрямо повторила она. — Не хочу в частную клинику.
— А куда ты хочешь?
— В обычный роддом.
— Но почему, черт возьми?!
— Хочу, и все. Считай это моей блажью.
Впервые в жизни она настояла на своем.
Егор, кажется, обиделся, на следующий же день улетел в Германию по «неотложным» делам. Готовил себе новое алиби?..
Ей повезло с соседкой по палате. Они как-то сразу нашли общий язык. Соседку звали Машей. Она тоже «сохранялась», ее тоже никто не навещал.
У них и роды начались почти одновременно. Только она рожала сама, а Маше делали кесарево сечение. Только у нее родился живой мальчик, а у Маши — мертвый…
Это было невыносимо тяжелое решение. Один бог знает, чего оно ей стоило. Егор не успокоится никогда, никогда не простит. Что будет с ее мальчиком? Где гарантия, что с ним ничего не случится?
Она повзрослела. Пора перестать прятаться за чужие спины. Пора делать выбор. Она должна поступить правильно. Пусть даже в ущерб своим материнским инстинктам…
Маша славная. Ее мальчику будет с ней хорошо и безопасно. А Лика всегда останется рядом, сделает все возможное и невозможное, чтобы уберечь своего ребенка от беды…
Она действительно совершила невозможное.
Уговоры, мольбы, деньги… у нее был собственный счет в банке. Этого хватило…
От проведенной в ту ночь рокировки выигрывали все: и дежурный персонал, и Маша, и малыш. Теряла только она одна…
* * *
Все-таки есть справедливость на этом свете! В наказание за свои грехи эта мерзавка родила мертвого ребенка. Теперь Егорушке станет легче, а ей самой не придется думать, как избавить сына от дополнительных страданий. Все решилось само собой. Может, теперь жизнь наконец наладится?
В глубине души Лидия Степановна понимала, что ничего не наладится — слишком глубока рана, нанесенная ее мальчику. Конечно, было бы просто замечательно, если бы Егор прогнал взашей свою негодную жену, нашел себе порядочную женщину, пусть бы даже и с ребенком. Но это всего лишь мечты. Он никогда не бросит Лику. Его любовь к ней похожа на неизлечимую болезнь. Она будет медленно разъедать его изнутри, лишать сил. А ей, матери, придется молча наблюдать, как мучается ее единственный сын. Она ничем не сможет ему помочь.
Да и примет ли он от нее помощь? Она ничего не рассказывала о том, каким образом решала его проблемы. Она не рассказывала, он не спрашивал, но оба знали правду…
Полгода они жили относительно спокойно, а потом Егор снова замкнулся в себе. Он по-прежнему навещал мать почти каждый день и с каждым разом становился все мрачнее. Она ждала, что сын сам расскажет о том, что его тревожит, но он молчал, и однажды она не выдержала. Они сидели в садике под яблоней: она вязала, он курил.
— Сыночек, что-то случилось? — спросила Лидия Степановна, не отрывая взгляда от спиц.
— Не знаю, мама. Кажется, случилось.
— А ты мне расскажи. Вместе подумаем. Вместе оно ведь лучше.
Сын отшвырнул недокуренную сигарету, носком ботинка втоптал ее в землю.
— Мне кажется, она меня снова обманула.
— О господи! Да сколько же это будет продолжаться?!
— Ты не поняла, мама. Лика больше мне не изменяет. Это совершенно точно.
— Тогда что?
— Она ведет себя странно.
— Она всегда такой была, Егорушка. Просто ты не хотел этого замечать.
— Нет, я о другом. Мне кажется, что тот ребенок, которого она родила от… в общем, я думаю, ребенок не умер. Она снова обвела меня вокруг пальца, отдала ребенка другой женщине…