— Я уехала в Лондон, — ответила Кристина, поражаясь тому, насколько невероятно это звучит. — И живу там на площади Магнолий, в доме номер двенадцать. Я замужем, теперь моя фамилия Робсон.

Взгляд Вильгельма Вурца стал враждебным.

— Ты вышла за англичанина?

Кристина вспомнила о Кельне, превращенном в руины английской авиацией, но голос ее прозвучал абсолютно спокойно:

— Да! — Затем перед ее мысленным взором замелькали другие жуткие картины — концентрационных лагерей в Дахау, Бухенвальде, Равенсбрюке и Майданеке, где творилось зло, не поддающееся осознанию и описанию.

Вильгельм Вурц благоразумно оставил свои мысли при себе и достал из-за уха огрызок карандаша, чтобы записать адрес Кристины на случай, если кто-нибудь будет ее разыскивать. Рассказывать о ее визите жене он не собирался.

— Женщина, которая живет теперь в вашем доме, страшная неряха. Она развела в квартире ужасную грязь, на улице тоже никто не наводит чистоту и порядок. Город превратился в помойку. До войны здесь все было иначе!

Кристина подняла воротник пальто и попрощалась, не желая обсуждать ни скверные привычки новой жилички, ни печальную ситуацию в городе. Выйдя из лавки, она в последний раз взглянула на свое родное гнездо. На кирпичной стене возле двери осталось желтое пятно, там, где «штурмовики» нарисовали звезду Давида.

Стиснув зубы, Кристина отвернулась и быстро пошла к рыночной площади, решив, что, если только найдет их, увезет маму и бабушку из Германии навсегда. Ей вспомнилось, как радушны и гостеприимны соседи на площади Магнолий, подумалось, какой теплый прием окажут они ее родным, и ей захотелось поскорее вернуться в Лондон. Наверняка мама и бабушка быстро подружатся и с Кейт, и с Керри, и с Мириам, и с Лией, и вообще со всеми ее друзьями и знакомыми. Викарий позаботится о том, чтобы им предоставили жилье. Альберт станет ухаживать за их садом, снабжать овощами и фруктами. Чарли будет гулять с ними по пустоши, Леон поможет обустроить дом. А Карл Фойт вернет им веру в изначальную доброту человеческой натуры.

На перекрестке Марк-плац и улицы, ведущей к реке, Кристина остановилась, чтобы перевести дух. По лицу ее текли слезы, ее захлестывала любовь ко всем своим друзьям. А при мысли о муже сердце ее едва не разорвалось от переполнявших ее чувств. Нужно найти своих родных и приехать с ними в Англию прежде, чем Джек демобилизуется и вернется домой. Иначе он обидится и никогда не простит ее.

Кристина повернула направо, на улицу Штайнгштрассе, и пошла в направлении старого моста тем же маршрутом, которым хаживала сотни раз в другой своей жизни, оборвавшейся с приходом Гитлера к власти. Старинный каменный мост был изранен осколками, но устоял. Туман обвивал его опоры, придавая этому живописному древнему сооружению мирный, довоенный вид и скрывая щербины от шрапнели. Кристина спрятала озябшие руки в карманы пальто и стала смотреть на неторопливые воды реки, думая о том, что сказал бы Джек, узнай он о ее поступке. Расценил бы его как предательство? Смог бы понять, что она устроена иначе, чем Кейт, Мейвис, Керри и Пруденция? Что ей никогда не стать такой, как девушки из южного Лондона?

Она зябко поежилась, вдруг почувствовав себя скверно: в глазах у нее все поплыло, ноги стали подкашиваться. Кристина отвернулась от серо-зеленой воды, сообразив, что нужно срочно найти ночлег. Ведь завтра ей предстоит начать розыск родных по всему городу, для чего потребуется много сил.

Ей удалось снять комнату на улице Августинцев, скудно обставленную и не отапливаемую — уголь в городе ценился на вес золота. Она легла спать в одежде, положив поверх одеяла пальто, чтобы согреться, и убаюкивая себя мыслью, что ее временное пристанище хотя бы находится в старом городе.

Спустя примерно час до нее дошло, что знобит ее вовсе не от страха за их с Джеком будущее, а от подскочившей температуры.

Рассвет не принес облегчения. Подкрепившись чаем и печеньем, прихваченным в дорогу, она заставила себя выйти на улицу и начать поиски. Ведь маме и бабушке сейчас могло быть гораздо хуже, чем ей! Они могли остаться без крова и ютиться в развалинах домов.

В ту пору, как она успела убедиться во время своего путешествия, в Германии в каждом городе можно было увидеть оборванных женщин, голыми руками разгребавших горы мусора в надежде найти целый кирпич для ремонта своего, дома или что-то съедобное. В Гейдельберге эти несчастные облюбовали бомбовую воронку за городской ратушей. Со страхом и надеждой Кристина всматривалась в незнакомые лица, показывала женщинам фотографии родных, но все было тщетно: никто из них не признал ни Еву, ни Якобу.

Не узнали их на снимках и обитатели близлежащих домов.

В американской комендатуре Кристину встретили любезно, но помочь ничем не смогли. Списков людей, вернувшихся в город, там не оказалось. Фамилии Бергер и Франк тоже ни о чем никому не говорили. Зато дежурный офицер, окинув Кристину масленым взглядом, предложил ей вместе поужинать и весело провести вечер.

С трудом превозмогая озноб и жар, щурясь от рези в глазах, она отвергла это заманчивое предложение и продолжила обход домов. Но в ответ она везде слышала только «нет».

— Бергер? Франк? Впервые слышим! Извините, — с сожалением говорили все, к кому она обращалась.

К вечеру второго дня Кристина чувствовала себя настолько плохо, что с трудом держалась на ногах. О том, чтобы обратиться за медицинской помощью, не было и речи — у нее не было денег на врача. Но она упорно продолжала розыск и все еще не сомневалась, что мама и бабушка в Гейдельберге.

Они непременно должны были находиться здесь, иначе как же она их найдет?

— Нет, таких мы не видели! Нет, не знаем! — твердили, словно сговорившись, все местные жители. Кристина им не верила: ведь бабушка прожила в этом городе сорок лет, а мама родилась здесь. Кто-то из обитателей домов, в двери которых Кристина стучалась, обязательно должен был узнать их на снимках. Да и ее тоже должны были бы вспомнить. Вот только почему она сама никого не узнавала? Все лица казались ей чужими и расплывались у нее перед глазами. Мостовая, по которой она брела словно в тумане, упорно уходила из-под ног. Пот тек по лицу, несмотря на то что На улице заметно похолодало.

Следовательно, ее родных в этом городе нет! И они ее не разыскивали. Значит, им не суждено встретиться. От этих страшных мыслей сердце Кристины словно бы заиндевело. Раз их здесь нет, то ей придется возвращаться домой одной.

Вспомнив о площади Магнолий, Кристина расплакалась. Как же она истосковалась по зеленым просторам Вересковой пустоши, живописной излучине Темзы у Гринвича, гудкам пароходов, плывущих по этой величественной реке!

Ей хотелось поскорее очутиться дома, в уютном тихом местечке на юго-востоке Лондона, которое стало для нее родным. Услышать крики старьевщика, цоканье копыт лошадки Альберта, дребезжание трехколесного велосипеда Розы по садовой дорожке, кудахтающий смех Нелли и заразительное хихиканье Керри. Учуять запах жареной картошки, свежих печеных пирогов, копченых угрей, рубца и потрохов с луком. Короче говоря, ей страстно захотелось снова оказаться в Англии и встретиться там с Джеком.