— Нет, — она уселась напротив и хитро улыбнулась. — От общаги.

Он отпил кофе и вопросительно выгнул бровь.

— В чём подвох?

Аня поставила локти на стол и опустила подбородок в чашу из ладоней, улыбаясь шире.

— Васька приезжает.

Егор ухмыльнулся.

— К Василисе?

— Гхм, — хмыкнула Аня. — Ему, конечно, нужно забрать лекарства для мамы и всенепременно проверить, как тут его боевая подруга, — она похлопала себя по груди. — И уже потом увидеться с Васей. Я, безусловно, могу к ним присоединиться, если хочу, — она засмеялась. — В общем, я прогуляюсь с ними, и ты меня заберёшь.

Первооктябрьское утро началось солнечно. Яркие лучи просачивались через не плотно задёрнутые шторы, запуская причудливый танец пылинок в световых пятнах. До трезвона будильника оставалось еще сорок минут, но спать больше не хотелось. Аня тихо встала, стараясь не разбудить Егора. Умылась, закрыла двери в спальню и на кухню и занялась приготовлением плотного завтрака с пышным омлетом, щедро сдобрив его сыром, ветчиной и помидорами с зеленью. Пока ароматное блюдо пыхтело под крышкой, она сварила кофе. Похвалила себя за то, что с каждым разом он получался всё лучше. Она разложила салфетки, достала большие тарелки и немного задержалась у окна, любуясь наступающим чудесным осенним днём, решившим порадовать всех своим сочным разноцветьем.

Егор вошёл на кухню с закрытыми глазами, сделал несколько бодрящих глотков прямо из её рук и довольно заурчал, втягивая витающие повсюду запахи.

— Захотелось тебя побаловать, — Аня указала ему на стул.

Он же приоткрыл глаза, сгрёб её в объятия, приподнял и одарил крепким кофейным поцелуем.

— Очень вкусно.

Неожиданно её пронзило острое желание. Она прикусила его нижнюю губу и приглушённо застонала. Он подсадил её на самый край подоконника, снял поцелуем новый стон и, дразня лёгкими касаниями кожу, сдвинул выше подол тонкой ночнушки.

Спонтанное лирическое отступление задало ускорение последующим сборам. Самая приятная физическая нагрузка, сытный завтрак, тёплая свежесть воздуха и всё ещё пригревающее солнце обещали прекрасный день.

Тем неожиданней стало неуютное ощущение на третьей паре. Ни боли, ни предваряющей ломоты, никаких обычных предупреждений. Аня отпросилась в туалет. Зашла и села прямо на общественный унитаз, чего никогда не делала — брезговала. Сидела и смотрела на испачканное белье. Её затрясло. Мелко и часто. Словно конвульсии по всему телу. Она знала, что цикл регулировался таблетками. Ничего не предвещало, но она знала, что по дате близко, и, тем не менее, оказалась абсолютно не готова. Дрожащей рукой пошарила в сумке, ничего не нашла, кроме бумажных носовых платков, вытащила стопочку, подложила, натянула джинсы. На автомате нажала смыв, вымыла руки на два раза. Вытерла их туалетной бумагой, смахивая налипшие влажные ошмётки в раковину, вышла и покинула училище.

Оказавшись на улице, сама не заметила, как очутилась в магазине. Купила влажные салфетки и прокладки и снова куда-то пошла. Мозг выдавал базовые сигналы. Дышать, идти, остановиться на красный свет, снова найти туалет. Кофейня. Не присаживаясь за столик, заказала чёрный чай и уточнила, где находится санузел. Закрылась, привела себя в порядок. Долго держала руки под холодной водой. Умылась. Отметила, будто это было важно, что бумажные полотенца не прилипали к мокрой коже, как дешёвая бумага из училища. Вышла и направилась к выходу. Её окликнула официантка, напомнив о чае, который мог уже остыть. Выпила, не чувствуя вкуса, рассчиталась и практически выбежала наружу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Аня шла без определённой цели. Пропускала машины, обходила людей, сворачивала и снова двигалась прямо. Телефон гудел несколько раз, но она проигнорировала его сигналы. Она пыталась уйти от себя самой, отключив мысли и ощущения. Только от себя никуда не денешься.

— Разве ты когда-нибудь сбегала? — сама себя спросила громко вслух и остановилась.

Осмотрелась по сторонам. Она пришла в незнакомый парк. Вдалеке поблёскивала водная гладь пруда. Она прошла к нему, спустилась с дорожки по газону и уставилась в отражение на волнистой поверхности, которая рябила под порывами прохладного ветра. Небо, с утра высокое и чистое, заволокло тяжелыми тучами. Они растянулись вторым низким слоем. Аня подняла к ним лицо, поймала первые капли и улыбнулась. Из уголков глаз по вискам потекли её собственные дождинки, которые никак не хотели проливаться уже столько времени. Дождь смешивался со слезами, стекал по шее за ворот кофты. Когда кожу стало неприятно холодить, она укрылась под деревом и привалилась к сухому шершавому стволу. Редкие в этот час гуляющие прятались под другими деревьями, поглядывали наверх, пытаясь определить, надолго ли зарядила непогода. Кто-то накидывал капюшон и торопился прочь.

К ней пришло полное понимание, как сильно нужен разговор. Всю жизнь она молчит. Никогда не говорила Марь-Михалне, как она ею дорожит. Ни разу не сказала Ваське, что он лучший друг. Не обмолвилась вслух Василисе, что такую подругу ещё поискать. Она не умеет выражать свои чувства. Хорошо, хоть успела Надежду Ивановну назвать бабой Надей. И призналась Егору, что любит его. Словами, в подкрепление поступков и действий.

Они с Егором так и не поговорили о… даже про себя она не могла сформулировать. Злилась и еще больше замыкалась в себе. Что же она за девчонка такая неправильная!.. Странно сожалеть о невосполнимой потере того, о чем не знала и, собственно, не желала получить. Только осознание, что есть вероятность этого никогда не обрести, даже если очень захотеть, давило тяжёлой плитой. Она боялась. Она терпеть не могла страх, всегда предпочитая поворачиваться к нему лицом. А сейчас прятала голову в песок, понимая, что делает хуже и себе, и ему. Она боялась додумать свои мысли сама. Боялась спросить Егора, что он думает и насколько он хочет… Господи, они встречаться-то толком не начали. Она только-только поверила, что они пара. А теперь, если он захочет детей, она может его подвести.

— Вот что я делаю? Домысливаю за него, сочиняю возможные варианты в его голове, — опять произнесла вслух и стукнула кулаком по дереву, содрав кожу.

Никогда себе такого не позволяла. Это же Егор. Её Егор. И он переживает, волнуется за неё. Она же видит, как он сдерживает себя, чтобы не посадить её под домашний арест. Как ограждает её от лишних новостей, как обнимает, когда она уходит в себя, как нежничает с ней в постели. Ведь он тоже боится. И винит себя. Во всём. Она стряхнула капли с чёлки. Винит, что недоглядел, недоучёл, не уберёг. Боится, что она сомневается в них, и потому молчит. Он не давит. Он ждёт. И скольких же усилий стоит ему такое ожидание при его характере и стремлении всё держать под контролем. Достаточно его мучить! Не надо выдумывать слова, надо просто начать их говорить. Чтобы он знал, а не накручивал себя. Чтобы они оба услышали друг друга без надумываний и неверных выводов.