«Сатерленд» развернулся и, накренясь, ринулся в галфвинд, неся чуть больше парусов, чем разумно. Рассекая воду, мчался он к индийцам, которые в смятении пытались уклониться от врага. Словно сквозь лес парусов и мачт Хорнблауэр видел темные паруса люгера, настигавшего беззащитный «Уолмерский замок» — то ли тот плохо слушался руля, то ли им плохо управляли, в общем, он приотстал. Хорнблауэр просчитывал десяток факторов разом. Мозг работал, как сложнейшая машина, предугадывая курс люгера и шести индийцев, учитывая возможные вариации, вызванные личными особенностями капитанов. Надо было держать в уме скорость «Сатерленда» и ветровой снос.

Обходить рассыпавшийся караван — слишком долго, это лишит его преимуществ внезапности. Хорнблауэр тихо приказал рулевому править в сужающийся просвет между двумя судами. На «Лорде Морнингтоне» увидели, что к ним несется двухпалубник, и повернули — на это Хорнблауэр и рассчитывал.

— Приготовиться у пушек! — прогремел он. — Мистер Джерард! Дадите бортовой залп по люгеру, когда будем проходить мимо.

«Лорд Морнингтон» остался позади, теперь впереди «Европа» — она только что повернула и, казалось, сейчас врежется в «Сатерленд».

— Чтоб ей лопнуть! — орал Буш. — Чтоб…

«Сатерленд» срезал «Европе» нос, ее ватерштаг чуть не проехал по их бизань-вантам. В следующую секунду «Сатерленд» проскочил в сужающийся просвет между двумя другими судами. Вот и «Уолмерский замок» — люгер, не ожидающий увидеть «Сатерленд» так близко, уже взял его на абордаж.

В наступившей тишине слышен был лязг оружия — французы карабкались на низкую палубу индийца. Тут они увидели несущийся на них линейный корабль. Матросы попрыгали обратно в люгер и объединенными лихорадочными усилиями двухсот рук подняли громоздкий марсель. Люгер развернулся, как волчок, — но поздно.

— Обстените крюйсель, — бросил Хорнблауэр Бушу. — Мистер Джерард!

«Сатерленд» замер, готовясь нанести сокрушительный удар.

— Цельсь! — завопил Джерард, вне себя от возбуждения. Он был у баковой секции пушек, которой предстояло первой поравняться с люгером. — Ждите, пока пушки укажут на него! Пли!

Корабль медленно разворачивался, пушки стреляли одна за другой — время для Хорнблауэра замедлилось, и ему казалось, что это длится минут пять. Выстрелы шли неравномерно, некоторые канониры явно поджигали раньше, чем их орудия поравнялись с люгером. Углы тоже были выбраны неверно — ядра падали по обоим бортам люгера и далеко за ним. И все же кто-то попал. От люгера полетели щепки, порвались несколько вант. На людной палубе возникли как бы водовороты — это там, где пролетело ядро.

Свежий ветер мгновенно развеял пороховой дым, открыв взорам люгер в сотне ярдов от «Сатерленда». Расправив паруса, он быстро скользил по воде — у него еще была надежда спастись. Хорнблауэр велел рулевому спуститься под ветер — он хотел дать второй бортовой залп. Тут девять клубов дыма над бортом люгера возвестили, что французы стреляют из своих пушечек.

Целили они метко. Коротко пропело в ухе пролетевшее над головой ядро, затрещали доски — еще два ядра угодили в корпус. Дистанция большая — толстая деревянная обшивка должна выдержать.

Хорнблауэр, перегнувшись через поручень, услышал, как грохочут катки, — на «Сатерленде» вновь выдвигали пушки.

— Цельте лучше! — прокричал он. — Ждите, пока пушки поравняются с люгером!

«Сатерленд» продолжал уваливаться, пушки гремели по одной, по две. На каждую из семидесяти четырех пушек приходилось лишь по одному опытному матросу, и хотя офицеры, распоряжающиеся батареей левого борта, отослали часть своих людей на правую, опытных канониров они, естественно, на всякий случай приберегли. А в старой команде и не было семидесяти четырех опытных наводчиков — Хорнблауэр вспомнил, как трудно было составлять вахтенное расписание.

— Запальные отверстия закрыть! — прокричал Джерард. Голос его звенел от волнения. — Отлично! Молодцы, ребята!

Грот-мачта люгера вместе со стеньгой и вантами наклонилась к борту и зависла на несколько мгновений, прежде чем рухнуть. Однако французы отстреливались — один раз выпалило ближайшее к корме орудие. Хорнблауэр повернулся к рулевому. Он собирался подвести «Сатерленд» на расстояние пистолетного выстрела и добить противника. Волнение обуревало. В последнюю секунду он вспомнил про свои обязанности: он дал другому люгеру время подобраться к каравану, и теперь дорога каждая секунда. Приказывая положить «Сатерленд» на другой галс, он отметил свое возбуждение как занятный психологический феномен. Вдогонку им с люгера выстрелили еще раз — грохот дико прокатился над бурным морем. Черный корпус люгера походил на искалеченного жука-плавунца. На палубе кто-то размахивал трехцветным флагом.

— Прощай, мусью, — сказал Буш. — Придется тебе попотеть, пока доползешь до Бреста.

«Сатерленд» мчался новым курсом; индийцы развернулись и, словно овечье стадо, подгоняемое псом-люгером, устремились к «Сатерленду». Увидев, что тот несется навстречу, капер вновь метнулся в сторону и повернул оверштаг, чтобы вновь атаковать «Уолмерский замок». Хорнблауэр развернул «Сатерленд», и «Уолмерский замок» бросился под его защиту. Отбиваться от одного врага несложно было даже неповоротливому «Сатерленду». Через несколько минут это поняли даже французы — бросив преследование, они двинулись на подмогу покалеченному товарищу.

Хорнблауэр наблюдал, как развернулся и наполнился большой люгерный парус, как суденышко накренилось и пошло в бейдевинд; другой капер, тот, что лишился мачт, уже пропал из виду. Приятно было видеть, как удирает последний француз. На месте его капитана Хорнблауэр бросил бы товарища — пусть выбирается как знает, — а сам преследовал бы конвой до темноты; глядишь, ночью кто-нибудь из торговцев и отстанет.

— Можете закрепить пушки, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр наконец.

Кто-то на главной палубе закричал «ура!», вся команда подхватила. Матросы размахивали шапками, словно только что выиграли Трафальгарское сражение.

— Молчать! — заорал Хорнблауэр вне себя от ярости. — Мистер Буш, пошлите матросов ко мне на корму.

Они подошли, ухмыляясь, толкаясь и дурачась, как школьники; даже новички в пылу сражения позабыли про морскую болезнь. При виде такого идиотизма у Хорнблауэра закипела кровь.

— Молчать! — рявкнул он. — Чем это вы таким отличились? Отпугнули пару люгеров не больше нашего баркаса! Двумя бортовыми залпами с семидесятичетырехпушечного корабля сбили одну-единственную мачту! Да вы должны были разнести его в щепки! Два бортовых залпа, приготовишки несчастные! К настоящему сражению вы научитесь стрелять — об этом позабочусь я и девятихвостая кошка. А как вы ставите паруса! Португальские негры и те управляются лучше!

Нельзя отрицать, что слова, идущие от чистого сердца, куда действеннее любых риторических ухищрений. Матросов глубоко впечатлил неподдельный гнев капитана, раздосадованного их бестолковостью и неповоротливостью. Они повесили голову и переминались с ноги на ногу, осознав, что не совершили никаких особенных подвигов. Надо быть справедливым — столь бурное ликование больше чем наполовину было вызвано последним отчаянным маневром, когда они неслись между близко идущими судами. В последующие годы они приукрашивали и приукрашивали историю, ставшую излюбленной матросской байкой, пока не стали уверять, будто Хорнблауэр в ревущий шторм провел двухпалубный корабль сквозь эскадру в сто судов, причем все сто в это время двигались разными курсами.