Он приставил к люку короткую лестницу и теперь пытался поднять крышку — нелегкая задача, если учесть вес насыпавшейся сверху пемзы. Аттилий пробрался вдоль мостика и присоединился к капитану. Одной рукой он ухватился за лестницу, а другой налег на деревянную крышку над головой. Соединенными усилиями им удалось приподнять крышку. Вниз тут же хлынули камни — посыпались им на голову и застучали по палубе.

— Мне нужно двадцать человек! Первые пять скамей — ко мне! — скомандовал Торкват.

Аттилий выбрался на палубу следом за капитаном и очутился в вихре пемзы. Освещение было странным, каким-то коричневым, словно во время песчаной бури. Когда инженер выпрямился, Торкват схватил его за руку и указал куда-то вперед. Аттилию потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, на что он показывает, но потом он, присмотревшись, увидел цепочку мигающих желтых огоньков. Помпеи, подумал он. Корелия!

— Самую худшую часть пути мы проплыли, и нас принесло к берегу! — крикнул капитан. — Но куда — одним богам ведомо! Надо попытаться причалить! Поможешь мне справиться с рулем!

Капитан развернулся и подтолкнул ближайшего матроса обратно к люку.

— Спускайся обратно! Скажи остальным, чтобы они гребли — и гребли как следует, если хотят жить!

Он побежал вдоль борта к корме. Аттилий, опустив голову, последовал за ним. Ноги его вязли в тяжелом слое белой пемзы, покрывающей палубу, словно снег. Либурна сидела так низко, что Аттилию на миг почудилось, будто можно ступить вниз, на каменный ковер на поверхности воды, и дойти по нему до берега. Он поднялся на ют и вместе с Торкватом отыскал огромное весло, исполняющее на либурне роль руля. Но даже им, двум крепким мужчинам, не удалось сдвинуть его с места: лопасть руля увязла в плавающих камнях.

Аттилий разглядел неясный силуэт поднимающегося паруса. Парус захлопал, наполнился ветром, и в тот же самый миг ряды весел дрогнули. Внезапно руль слегка подался. Торкват налегал на него, Аттилий тянул, пытаясь упереться ногами в слой камня — а тот скользил. Постепенно он почувствовал, что деревянная рукоять начала двигаться. Некоторое время казалось, будто либурна стоит все так же недвижно, но затем порыв ветра швырнул их вперед.

На нижней палубе вновь забил барабан, весла принялись размеренно подниматься и опускаться, и из полумрака стал выступать берег — волнолом, песчаный пляж, ряд вилл, горящие на террасах факелы, люди, бродящие у края воды. Волны бились о берег, подхватывали лодки на мелководье и пытались вышвырнуть их на землю. И Аттилий, к своему разочарованию, понял, что это — что угодно, но только не Помпеи.

Внезапно руль дернулся и принялся ходить так свободно, что Аттилий подумал, будто тот сломался. Но Торкват с силой повернул руль, направляя либурну к берегу. Они вырвались из вязкой пемзы и оказались в полосе прибоя. Соединенная сила волн и ветра швырнула их на берег. Аттилий увидел, как толпящиеся на берегу люди — они пытались погрузить свои пожитки в лодки — изумленно уставились на корабль, а потом опрометью кинулись в разные стороны. Либурна обрушилась на них сверху.

— Держись! — крикнул Торкват, и мгновение спустя днище корабля заскрежетало по берегу, а Аттилий полетел вниз, на главную палубу. К счастью, слой пемзы смягчил удар при приземлении.

Несколько секунд Аттилий лежал неподвижно, переводя дух, прижавшись щекой к теплой, сухой пемзе — а корабль под ним кружился. Снизу, из-под палубы, донеслись крики матросов; потом послышались всплески — матросы прыгали прямо в прибой. Акварий поднялся и увидел, что моряки уже успели спустить парус и бросить якорь за борт. Несколько матросов с канатами в руках бежали вдоль берега, пытаясь найти что-нибудь подходящее, к чему можно было бы пришвартовать либурну. Стояли сумерки — не те сумерки, порожденные извержением, сквозь которые либурна, похоже, проплыла насквозь, а совершенно нормальные вечерние сумерки. Камни падали и здесь, но куда более редко, и их стук и плеск совершенно терялся в рокоте прибоя и реве ветра. Плиний, поддерживаемый Алексионом, выбрался из люка и осторожно ступил на слой пемзы — величавая фигура, сохраняющая достоинство даже посреди царящей вокруг паники. Если он и испытывал страх, то никак этого не выказывал. Увидев приближающегося Аттилия, адмирал поприветствовал его почти что весело.

— Итак, акварий, нам все-таки повезло. Ты уже понял, где мы очутились? Я хорошо знаю это место. Это Стабии — чудеснейший город. Он особенно хорош по вечерам. Торкват! — окликнул он капитана. — Я предлагаю остановиться здесь на ночь.

Торкват посмотрел на Плиния, как на умалишенного.

— У нас нет выбора, командующий. Против такого ветра ни один корабль не выгребет. Вопрос в другом: как скоро ветер принесет эту стену камней сюда?

— Может, он ее сюда и не донесет, — сказал Плиний.

Он взглянул поверх прибоя на огни небольшого города, раскинувшегося на склоне холма. От берега город отделяла дорога, идущая вдоль всего залива. Сейчас эта дорога была забита потоком усталых беженцев — точно так же, как раньше в Геркулануме. Непосредственно на берегу собралось около сотни человек; они надеялись уплыть, но теперь им оставалось лишь беспомощно смотреть на рушащиеся волны. Один полный пожилой человек, окруженный челядью, стоял в стороне. Время от времени он принимался горестно заламывать руки. Он показался Аттилию смутно знакомым. Плиний тоже заметил этого человека.

— Да это же мой друг Помпониан! Несчастный старый дурень, — печально произнес командующий. — Он и в лучшие-то времена был слабонервным. Надо явить ему наши бесстрашные лики и утешить его. Помогите мне сойти на берег.

Аттилий, а за ним и Торкват, спрыгнули за борт и очутились по пояс в воде — но в следующий миг им стало уже по шею. Снять с палубы человека веса и комплекции Плиния оказалось нелегкой задачей. С помощью Алексиона префект уселся и, ерзая, съехал в воду. Аттилий с Торкватом подхватили его и, хоть и с трудом, помогли ему удержать голову над поверхностью воды. Затем волна отхлынула и Плиний, проявив редкостное самообладание, высвободился и самостоятельно выбрался на берег.

— Упрямый старый дурак! — сказал Торкват, глядя, как командующий обнимается с Помпонием. — Великолепный, мужественный, упрямый старый дурак. Он уже дважды чуть не угробил нас, и я готов поспорить, что он еще не раз попытается это сделать, прежде чем загнется сам.

Аттилий взглянул в сторону Везувия, но в сгущающейся тьме почти ничего не было видно, кроме белеющих гребней волн и, в отдалении, угольно-черной стены падающего камня. Потом небо расколола очередная красная молния.

— Далеко ли отсюда до Помпей? — спросил инженер.

— Три мили, — ответил Торкват. — Может, меньше. Похоже, им, беднягам, досталось сильнее всего.

Ну и ветер! Не следует людям стоять на таком ветру. Нужно укрытие.

И он побрел к берегу, оставив Аттилия одного.

Если Стабии в трех милях от Помпей, с подветренной стороны, а от Помпей до Везувия — еще пять миль, значит, эта чудовищная туча тянется самое меньшее на восемь миль в длину. И миль на пять в ширину — если учесть, как далеко она выдается в море. Если Корелия не покинула город сразу же, у нее нет ни малейших шансов на спасение.