Ну да, как же, вострубят златокованые трубы, пробьёт урочный час, и А.С.М. стряхнёт пыль с огненного плаща и двинет блистающей десницей в бой Небесное Воинство. Знаем-знаем.

– Не стоит забегать вперёд, – повторил Никита.

Светка вздохнула. Настроение у неё, кажется, ухудшилось.

А у меня – наоборот.

– Кто был на этот раз, кстати? – спросил Никита.

И достал знаменитый чёрный блокнот. Как же, Никита, гроза всех тех, кто крадётся в тени.

Светка плюнула.

– Кто-то из старых, видимо? – Никита разлил чай.

А он на свою бабушку похож. Только с кистенём. И на «В-Максе».

– Я в них не разбираюсь, – Светка снова плюнула. – Очередная красноглазая погань. Меня тошнило каждую секунду. Я не пойму, почему они все выбирают меня?

– Валерик сказал, ты вкуснее, – хихикнул я.

Никита хмыкнул.

– Я начну курить, – пообещала Светка. – Нет, я серьёзно! Надоело, что меня каждый раз хотят сожрать гниломордые твари! Я начну курить, не буду мыться и чистить зубы. Знали бы вы, чего мне стоило не снести ему башку той ночью, когда он бродил вокруг сторожки! Обливаясь, между прочим, слюной!

Никита пощупал правый рукав своей кожаной куртки.

– Это был мостник, – сказал я. – Довольно старый. Светка правильно говорит – уже красноглазый, так что на самом деле старый. Отъевшийся такой, сильный…

– Он пару раз меня реально перепугал, – перебила Светка.

Никита сочувственно почесал бороду.

– Они это умеют делать, – сказал он. – Думаю, он следил за вами с самого начала. Их излюбленные приёмы…

– Пожалуй, с музея, – предположил я. – У меня именно там побежали первые мурашки. И блик там заметил.

– Согласна, – вставила Светка. – В музее мне тоже не понравилось. Помнишь эту мерзость? «Пир» я имею в виду? Её явно писали под вдохновением… Я бы этот музей сожгла.

– Он и так сгорел, – напомнил я. – Вместе с городом.

Светка улыбнулась.

– Могу поспорить, «Пир» не сгорел, – сказала она. – А если сгорел, то его снова нарисуют. Тьфу…

Никита делал пометки в блокноте.

– А когда сам проявился?

– Возле сосны, – сказал я. – Там была самая большая в мире сосна. Краснота, во всяком случае, полезла там. Но не очень ясная, так, промелькнёт, и всё. Слушал больше.

Никита подвинул от себя кусок отожжённого стола.

– Нет, как мне надоело всё-таки дурочку изображать, – Светка фыркнула. – Это хуже всего.

Светка сделала глупое лицо и похлопала ресницами. Ресницы у неё длинные, глаза синие, блондинка в придачу.

– Ах, зачем строят мост?! – кривлялась Светка. – Ах, для чего этот мост? Ах, я так мучаюсь угрызениями совести, это же я во всём виновата! И ни на минуту нельзя расслабиться!

– Так надо, Веста, – сказал Никита. – Так надо, ты же понимаешь…

Чай тут всё-таки хороший, его и разлив Никитоса не испортит.

– Пусть Марс дураком хоть раз побудет!

– Никто не поверит, – тут же ответил я.

– А в то, что я дура, поверить, значит, легко?!

Я пожал плечами.

– Стереотипы, – сказал Никита. – Им ведь не только люди подвержены, им подвержены все. Если красавица – значит, глупа, волос долог, да ум короток, что поделаешь?

Он снова что-то отметил. А Светка покраснела – Никитос назвал ее «красавицей».

– Остригусь, – пообещала Светка. – И зубы не буду чистить. От меня будет смердеть, как от нашей машины.

– И прыщами для верности покройся, – посоветовал я. – Вот тогда совсем красавицей станешь.

Светка замахнулась.

Никита достал карту.

– Где искать?

– Думаю, надо начинать с хижины. Это примерно здесь…

Светка тут же стала отмечать на карте. Всё-таки она молодец, я не запомнил, где хижина, а она запомнила.

– Будешь на лёжке брать? – азартно спросила Светка.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Никита.

– На лёжке лучше всего, – посоветовала Светка. – Он сейчас спать завалился, ты ему гранату подкинь и бей!

– Спасибо. – Некит собрал карту, допил чай и тут же поднялся из-за стола.

На лице у Светки нарисовалось удивление.

– Надо спешить, – пояснил Никита. – У меня ещё много дел…

– Мостников нельзя недооценивать! – заволновалась Светка. – Лучше вместе! Поставим «огненную стену»…

– В другой раз, – торопливо отказался Никита. – Привет отцу от меня, увидимся!

– А может, всё же… – дернулась Светка.

Лицо у неё стало такое жалкое.

– В другой раз, – повторил Никита. – Потом…

Он пожал мне руку, похлопал Светку по плечу и бодро пошагал к мотоциклу. А Светка ему вслед смотрела.

– Я сейчас расплачуся, – сказал я. – Такая драма.

Никита запрыгнул на «Ямаху». К нему подбежала официантка, что-то сказала Некиту и передала пакет, тот рассмеялся. Светка скрипнула зубами.

– Пирожков напекла, – сказал я.

Никита натянул «черепаху» и шлем, запустил двигатель, газанул.

Через несколько секунд пыль осела. Официантка смотрела ему вслед.

Ещё бы платочком помахала.

– Огнём из пальца пуляться каждая может, – сказал я. – А вот пироги тачать… Никитос – кумир официанток и проводниц…

Никита укатил. Светка бешено чесала запястье.

– Учись печь пироги, – посоветовал я. – И солить волнушки.

– Вот и я ей всё время говорю. А она только блины в микроволновке разогревать научилась!

Из оперы «Отец подкрался незаметно».

– Папа! – Светка капризно топнула ногой.

Прямо семейная идиллия в полный рост.

– А что? Вот мама твоя тоже никак не научится, а я ей тыщу лет уже говорю…

Папаша замолчал, почесался и понюхал воздух.

– Он что, уже умотался?

Вроде как обоняние у него отшиблено. Но Никиту чует. Отцовское сердце волнуется, ха-ха.

– Я же с ним поговорить хотел, а он удрал?! – возмутился отец. – Что он о себе думает? Сопляк, без году неделя…

– Папа! – взволновалась Светка.

– А что папа? Что папа? Тоже мне, боец во ржи! Да я в его годы…

Минуты три отец рассказывал, что он в годы Никиты был в восемнадцать раз его круче, но старших уважал. Светка мрачнела, я допивал чай.

– Увижу – всю бородёнку повыдёргиваю, – закончил отец.