– Он не заявлял, что Рим плетет заговоры, чтобы занять владычествующее положение в Северной Америке, и посылает иезуитов, чтобы убить Линкольна? – спросил Эмиль.

– Возможно, он и говорил об этом, – сказал мистер Блейк. – Но он совершал и много добрых деяний.

– И что с ним случилось? – спросил Гамаш.

– Он переехал в Иллинойс и там восстановил против себя столько людей, что ему пришлось уехать и поселиться в Монреале, где он и умер. Да, он женился, у него было двое детей, кажется, девочек. Он умер в возрасте девяноста лет.

– В тысяча восемьсот девяносто девятом году, – уточнил Гамаш и, увидев удивленный взгляд Элизабет, пояснил: – Я нашел это вчера вечером, но там были только даты рождения и смерти и никакой информации о самом человеке.

– «Нью-Йорк таймс» разместила огромный некролог, – сказал мистер Блейк. – Многие считали его героем.

– А многие – сумасшедшим, – добавила Элизабет.

– А с какой стати Огюстен Рено стал бы вдруг интересоваться Шиники?

Все трое недоуменно покачали головой. Гамаш стал размышлять вслух:

– Тут рядом большая пресвитерианская церковь, а в Лит-Исте есть несколько его книг, так можно ли предположить, что одно как-то связано с другим? Что тут существовали какие-то взаимоотношения?

– Между Шарлем Шиники и Лит-Истом? – спросила Элизабет.

– Ну, там был еще Джеймс Дуглас, он, возможно, и был такой связью, – сказал мистер Блейк.

– А кто это? – спросил Гамаш.

Элизабет и мистер Блейк повернулись на своих стульях и уставились в окно. Гамаш и Эмиль тоже посмотрели туда, но увидели только свое отражение.

– Это Джеймс Дуглас, – пояснил мистер Блейк.

Но они продолжали смотреть в окно, и все, что они видели, – это только свое отражение.

– Окно? – спросил наконец Гамаш, прождав достаточно долго и опасаясь, что Эмиль перейдет к другой теме.

– Не окно, а бюст, – сказала, улыбнувшись, Элизабет. – Это Джеймс Дуглас.

И в самом деле, на подоконнике стоял белый гипсовый бюст викторианского джентльмена. Такие бюсты всегда действовали на нервы Гамашу – его пугали эти белые пустые глаза, словно скульптор изображал призрака.

– Он был одним из основателей Литературно-исторического общества, – сказал мистер Блейк.

Элизабет наклонилась к Эмилю:

– Знаете ли, он к тому же был расхитителем могил. Коллекционировал мумии.

Ни Гамаш, ни Эмиль не знали. Но хотели узнать.

– Боюсь, вам придется пояснить, мадам, – с улыбкой сказал Эмиль. – Мумии?

– Вот кто был настоящим оригиналом. – Мистер Блейк, которого эта тема задела за живое, вскочил с места. – Джеймс Дуглас был доктором, очень талантливым врачом. Он мог ампутировать конечность меньше чем за десять секунд. – Увидев их лица, он продолжил не без некоторой укоризны в голосе: – В те времена это было важно. Анестезии тогда не знали. Каждый миг был мучителен. Доктор Дуглас избавил многих людей от лишних мучений. А еще он был блестящим учителем.

– Отсюда и тела с кладбища, – произнесла Элизабет с бóльшим удовольствием, чем можно было ожидать в таком контексте. – Он начал еще где-то в Штатах…

– В Питтсбурге, – вставил мистер Блейк.

– Но его выгнали из города, когда застали на кладбище.

– Тогда было не то что сейчас, – сказал мистер Блейк. – Он был врачом, и ему требовались тела для проведения вскрытий. Тогда было обычным делом выкапывать трупы из безымянных могил.

– Необычно только, что этим занимался сам врач, – произнес Гамаш под приглушенный смешок Элизабет.

– Наверно, вы правы, – после некоторой паузы согласился мистер Блейк. – Так что вопрос о каких-то личных интересах тут не стоял. Он никогда их не продавал, всего лишь использовал тела для обучения студентов, большинство из которых сделали выдающуюся карьеру.

– Но его поймали? – спросил Эмиль у Элизабет.

– Он совершил ошибку. Выкопал известного гражданина, и его узнал один из студентов.

Теперь на всех лицах появилась гримаса отвращения.

– И он приехал в Квебек? – спросил Гамаш.

– Начал обучать студентов здесь, – ответил мистер Блейк. – И еще открыл больницу для душевнобольных рядом с городом. Он, видите ли, был фантазером. Это было время, когда отверженные помещались в места похуже тюрем, запирались там на всю жизнь.

– Бедлам[56], – сказала Элизабет.

Мистер Блейк кивнул:

– Джеймс Дуглас считался немного странным человеком, потому что считал, что к душевнобольным нужно относиться с уважением. Его больница помогла сотням, может быть, тысячам людей. Людей, которые были никому не нужны.

– Вероятно, он был выдающийся человек, – заметил Эмиль.

– По всем сведениям, это был несчастный, своевольный, самоуверенный человек. Скандалист. Но с бедными и обездоленными он становился совсем другим. Он демонстрировал удивительное сострадание. Странно, не правда ли?

Гамаш кивнул. Вот что делало его работу столь захватывающей и столь трудной. Как один и тот же человек может быть одновременно добрым и жестоким, сострадательным и несносным. Распутать убийство означало скорее узнавать людей, чем события и улики. Людей, которые противоречили друг другу, опровергали друг друга и которые, возможно, даже не знали себя.

– Но где тут мумии? – спросил Эмиль.

– Доктор Дуглас явно продолжал извлекать тела из могил в Квебек-Сити и окрестностях, – сказала Элизабет. – Только в учебных целях. К счастью, он не выкопал премьер-министра или какого-то архиепископа, но его очарование покойниками и в самом деле выходит за рамки просто обучения.

– Просто он был любопытен, – сказал мистер Блейк с обиженной ноткой в голосе.

– Это верно, – согласилась Элизабет. – Доктор Дуглас поехал в Египет и привез оттуда две мумии. Держал их у себя дома и рассказывал про них в той же комнате. Ставил их у стены. – Она повела рукой, показывая на дальнюю стену.

– Что ж, – неторопливо произнес Гамаш, пытаясь представить это, – в те времена было много расхитителей могил. Расхищение, пожалуй, слишком сильное слово, – быстро поправился он, чтобы успокоить мистера Блейка. – В то время все эти могилы только открывали. Фараон Тутанхамон, Нефертити. – На этом его познания о Египте иссякли. – И другие.

Эмиль недоуменно посмотрел на него.

– Покажите мне какой-нибудь музей, – сказал мистер Блейк, – и я вам покажу ценности, извлеченные из могил. В Британском музее переизбыток гробниц, но что бы мы были без них? Слава богу, что их вывезли, иначе все бы погибло или было разграблено.