Джейнис помогла Май встать, и обе женщины, не оглядываясь, покинули комнату.

– Вы увидели, как он перерезал себе горло, и запаниковали, – сказала Ванн, когда они ушли. – И тогда вы отсоединились от мозга Белла по крайней мере на несколько минут.

– Да, – признался Хаббард. – Я вышел, но Сэм сразу стал говорить, что я должен вернуться. Сказал, что, если Белл расскажет кому-нибудь о том, что с ним происходило, нас рано или поздно вычислят. Поэтому мне придется остаться с Беллом до тех пор, пока наша цель не будет достигнута. – Он презрительно фыркнул. – Обещал, что придумает какое-нибудь убедительное объяснение до субботы и этого хватит. Для нас обоих.

– Просто вы отсутствовали достаточно долго, чтобы Белл дал нам ключ к разгадке, – сказала Ванн. – Он был настолько ошарашен всем происходящим, что мы заподозрили неладное. За это спасибо.

Хаббард мрачно усмехнулся и посмотрел на Ванн.

– И что теперь? – спросил он.

– Теперь, мистер Хаббард, пришло время арестовать вас по-настоящему, – ответила она. – Возвращайтесь в свое тело. Немедленно.

– Но ведь сначала вам надо выгрузить патч, – растерялся Хаббард.

– Кстати, о патче, – сказал Тони.

– А что такое? – спросил Хаббард.

– Мы вам солгали, – сообщила Ванн. – Нет никакого патча.

– Вернее, есть тот, что закрывает лазейку с интерполятором, – добавил Тони. – Это правда. Поэтому если бы вы отключились, то уже не смогли бы вернуться обратно.

– Но мы знали, что вы не отключитесь, поэтому решили попытать удачу, – сказала Ванн.

– Значит, никакого «изменения сценария» не существует? – спросил Хаббард.

– Если бы он был, мы бы его непременно задействовали, – сказал я, – и заставили бы вас наблюдать, как гибнет ваша компания.

– А теперь идите, Хаббард, – сказала Ванн. – Мои коллеги вас заждались. Вам придется за многое ответить.

Хаббард ушел, и это сразу стало заметно.

Потому что перед нами наконец-то появился Николас Белл. Он резко дернулся, едва не перевернув кресло, в котором сидел, и протяжно застонал:

– Господи!

– Николас Белл? – спросила Ванн.

– Да, – ответил Белл. – Да, это я.

– Рада познакомиться, – сказала Ванн.

– Пожалуйста, сидите спокойно. – я мягко положил руку ему на плечо. – Нужно снять наручники.

Когда я отстегнул браслеты, он встряхнул руками и с силой потер запястья.

– Мистер Белл, – сказала Ванн.

– Да? – повторил он.

– То, что Хаббард рассказал о Джонни Сани…

– Это правда, – кивнул он.

– Мне жаль, что вам пришлось смотреть на все это, – сказала Ванн.

Белл нервно засмеялся.

– Длинная была неделька, – сказал он.

– Да, – согласилась Ванн. – Так и есть.

– Мне очень неприятно это говорить, – вмешался я. – Но нам придется задать вам несколько вопросов. Нужно, чтобы вы рассказали все, что видели и слышали за то время, пока Хаббард распоряжался вашим телом.

– Поверьте, я расскажу все, что знаю, про этого сукина сына, – сказал Белл. – Но сначала мне очень нужно кое-что сделать. Если можно. Вы же мне позволите?

– Конечно, – согласилась Ванн. – Скажите, что вы хотите сделать.

– Я очень хочу увидеть мою сестру.

Ванн показала рукой на сцену перед мемориалом Линкольна, где стояли ораторы сегодняшнего марша протеста хаденов.

– Ваш отец там прекрасно смотрится, – кивнула она в сторону папы, стоявшего рядом с президентом Бесенти и Кассандрой Белл, которую привезли в передвижной «колыбели».

– Он смотрится там как какой-то муравей, – ответил я. – Что для моего отца весьма удивительно.

– Если хотите, можем подойти ближе к сцене, – предложила она. – По слухам, вы ему вроде как не чужой.

– Не чужой, – сказал я. – Но лучше останемся здесь.

Мы с Ванн стояли за пределами толпы, далеко от Национальной аллеи и от трибуны.

– Надо же – и никакой бузы, – удивилась Ванн. – Еще вчера утром я бы и цента не поставила на такой прогноз.

– Думаю, все их планы расстроил Хаббард, – сказал я.

Известие об аресте Хаббарда и Шварца просочилось даже сквозь непробиваемую для новостей мертвую зону позднего субботнего вечера и распространилось как пожар. А мы уж постарались обеспечить как можно больше подробностей. В субботнюю ночь происшествий в Вашингтоне было не больше, чем обычно. А потом наступило воскресенье.

– Нам повезло, – согласилась Ванн, – от этой пули мы увернулись. В переносном смысле, конечно. Правда, вы свои все-таки успели получить.

– Да уж, – сказал я. – Если я чему-то и научился за свою первую неделю, так это тому, что надо покупать более экономичные трилы. Таких трат я долго не выдержу.

– Выдержите, – заметила Ванн.

– Ну, в общем, вы правы, – сказал я. – Но мне бы этого не хотелось.

Мы пошли по Национальной аллее: Ванн – с перевязанной рукой, я – в одолженном триле. Ванн оглянулась:

– Стояли бы сейчас рядом с отцом. Вы же еще достаточно знамениты, чтобы своим присутствием придать доверия сделке вашего отца с навахо.

– Нет, – ответил я. – Моему отцу и так хватает доверия, даже после недавних событий. А я больше не хочу такой жизни. Ванн, я ведь не просто так стал агентом ФБР. Я хочу наконец стать кем-то большим, чем ребенок с плаката.

– Ребенок с плаката все еще может приносить пользу хаденам, – заметила Ванн. – В полночь вступает в силу Абрамс—Кеттеринг. Теперь жизнь станет труднее. Гораздо труднее.

– Пусть на плакатах красуется кто-нибудь другой, – сказал я. – А я, как мне кажется, лучше делаю свою нынешнюю работу.

– Если судить по этой неделе, то бесспорно, – признала Ванн.

– Они же не всегда будут такими, правда? – с надеждой спросил я. – В смысле, недели.

– А если всегда, то плохо?

– Да, – ответил я. – Плохо.

– Я ведь говорила, что у меня на вас большие планы, – сказала Ванн. – Еще в первый день. Помните?

– Помню, не стану лукавить, – кивнул я. – Но я тогда подумал, что вы меня просто запугиваете.

Ванн улыбнулась и похлопала меня по плечу.

– Расслабьтесь, Шейн, – сказала она. – Дальше будет легче.

– Надеюсь.

– Простите? – раздался чей-то голос.

Мы повернулись и увидели, что рядом стоит трил и с ним еще несколько человек.

– Вы же агент ФБР, – сказал трил. – Та самая, что арестовала Лукаса Хаббарда!