Но в обширной американской исторической литературе царит чрезвычайное разномыслие о виновниках войны. Один из здешних журналов произвел анкету, опросив 215 профессоров. Сводя мнения всех оттенков в две категории, пришел к удивительному результату: 107 опрошенных лиц высказались за виновность центральных держав и 108 – за виновность Антанты…

В своем очерке «Роль России в возникновении Первой мировой войны» (1937 г.) я подробно исследовал этот вопрос. Не буду останавливаться на доказательствах таких общеизвестных явлений, как бурный подъем германского «промышленного империализма», находившегося в прямой связи с особым духовным складом немцев, признававших за собою «историческую миссию обновления дряхлой Европы» способами, основанными на «превосходстве высшей расы» над всеми остальными.

Признание, которое с величайшей настойчивостью и систематичностью проводилось в массы властью, литературой, школой и даже Церковью. Причем немцы без стеснения высказывали свой давний взгляд на славянские народы, как на «этнический материал» или, еще проще, как на «Dungervolker» – т. е. навоз для произрастания германской культуры. Таким же, впрочем, было презрение и к «вымирающей Франции», которая должна дать дорогу «полнокровному немцу». «Мы организуем великое насильственное выселение низших народов» – это старый лейтмотив пангерманизма.

Достойно удивления, с какой откровенностью, смелостью и… безнаказанностью немецкая пресса намечала пути этой экспансии. Вероятно, наиболее определенно писал об этом известный Бернгарди[83] – идеолог военного и воинствующего клана в своих «Военных заповедях»: он требовал от Англии «раздела мирового владычества» и невмешательства в вопросы территориального расширения Германии. «С Францией необходима война не на жизнь, а на смерть,– говорит он,– война, которая уничтожила бы навсегда ее роль как великой державы и повела бы к ее окончательному падению. Но главное наше внимание должно быть обращено на борьбу со славянством, этим нашим историческим врагом».

Что нового, в сущности, говорил и делал впоследствии Гитлер? Он стремился выполнить план, намеченный его предшественниками, только… с большей эластичностью. Усыпляя и обманывая попеременно то Запад, то Восток, шантажируя тех и других, облекая неприкрытый захват и насилие «идеологическими» мотивами.

Что касается Австро-Венгрии, то ее «дранг» был несколько умереннее: «австрийская гегемония на Балканах» – основной лозунг ее политики, проводимый особенно ярко с 1906 г., когда министром иностранных дел стал Эренталь, а начальником Генерального штаба – генерал Конрад фон Гетцендорф. В год наибольшей военной неготовности России (1905) официозный австрийский орган «Danger’s Armeezeitung», ссылаясь на «высокоавторитетный источник», позволял себе писать: «Если мирным путем осуществить австрийскую гегемонию на Балканах будет невозможно, тогда надо искать разрешения вопроса не на Балканах, а на другом театре войны»…

Австро-Венгрия, страдавшая внутренними недугами – «лоскутностью» состава населения, немецко-венгерским соперничеством и славянским отталкиванием, не обладала достаточными средствами для выполнения намеченных задач. Но за спиной ее стояла могущественная Германия, поддерживающая ее в агрессивных начинаниях. Союзник, но и руководитель.

И потому, когда еще в июне 1913 г. Австрия решила зажечь мировой пожар нападением на Сербию и поставила в известность об этом Берлинский кабинет, то из Берлина, считавшего данный момент неподходящим, раздался суровый окрик: «Попытка лишения Сербии ее завоеваний,– сообщало германское министерство иностранных дел австрийскому послу графу Сечени,– означала бы европейскую войну. И потому Австро-Венгрия, из-за волнующего ее неосновательно кошмара Великой Сербии, не должна играть судьбами Германии».

И Австрия отступила… временно.

Поперек австро-германских путей стояла Россия, с ее вековой традицией покровительства балканским славянам, с ясным сознанием опасности, грозящей ей самой от воинствующего пангерманизма, от приближения враждебных сил к морям Эгейскому и Мраморному, к полуоткрытым воротам Босфора. Поперек этих путей стояла идея национального возрождения южных славян и весьма серьезные политические и экономические интересы Англии и Франции.

Было над чем призадуматься.

Но при всех этих условиях и напряжении, причин для мирового столкновения было достаточно, и Германия и Австрия выжидали лишь подходящего времени. А повод… Если бы не было сараевского выстрела, то нетрудно было найти другой повод.

* * *

Из собранного обширного материала о генезисе войны я приведу несколько фактов, чтобы восстановить в памяти читателя облик важнейших персонажей мировой драмы – подлинных виновников войны.

28 июня 1914 года раздался сараевский выстрел.

Как отклик на долгие годы австро-мадьярского режима, как следствие национального подъема южных славян, как результат революционно-освободительной деятельности, охватившей в ту пору почти всю славянскую молодежь, особенно в захваченных австрийцами Боснии и Герцеговине.

Наследник австро-венгерского престола, эрцгерцог Фердинанд, при посещении г. Сараево был убит босняком, австрийским подданным Принципом. Запутать в это дело сербское правительство австрийцам при всем старании не удалось, но в заговоре замешаны были некоторые сербские граждане.

На другой день после убийства австро-венгерский канцлер Берхтольд писал венгерскому премьеру графу Тиссо о своем намерении «использовать сараевское преступление, чтобы свести счеты с Сербией». Но для этого нужны были согласие и помощь Германии. Поэтому император Франц-Иосиф посылает меморандум и письмо императору Вильгельму, в которых цель предстоящего выступления определялась следующими словами: «Нужно, чтобы Сербия, которая является ныне главным двигателем панславянской политики, была уничтожена, как политический фактор на Балканах».

5 июля Вильгельм дал ответ австро-венгерскому послу – графу Сечени: «Если бы дело дошло даже до войны Австро-Венгрии с Россией, вы можете быть уверены, что Германия с обычной союзнической верностью станет на вашу сторону… Если в Австрии признается необходимость военных действий, было бы жалко упустить столь благоприятный случай».

Значит, теперь момент считался подходящим…

В такое напряженное время Вильгельм, чтобы замести следы, решил уехать «на отдых» в шхеры.

19 июля австро-венгерское правительство окончательно решило вопрос о войне с Сербией. Причем в принятой резолюции постановлено было гласно – перед лицом мира, декларировать свою территориальную незаинтересованность; негласно же – считать, что не исключена возможность раздела Сербии между Австрией и соседями, возможность «поставить Сербию в зависимое отношение к монархии (Австро-Венгрии) путем свержения династии и других мер».

Даже германский канцлер Бетман-Гольвег на полях депеши, сообщавшей об этом постановлении, сделал пометку: «Невыносимое лицемерие!»