Я представляла себе этот разговор. Много раз. Подбирала правильные слова, чтобы не задеть и не обидеть, но сказать, что все это — слишком для меня. Даже честно собиралась покаяться в том, что я действительно глупая малолетка с тараканами в голове, а никакая не сильная женщина.

Мне казалось, что я выучила все назубок. Как прилежная ученица фразу за фразой написала в душе каллиграфическим почерком. И когда мы поговорим, Денис поймет меня и не будет осуждать. И мы найдем какой-то выход. Вдвоем. Возможно, он откажется от своих планов, заберет меня, и мы просто исчезнем где-нибудь в маленьком городке на другом конце земного шара, где никто не будет знать, что мы — два переступивших черту человека.

Но все пошло совсем не так.

Я не хотела терять нас. Да, как-то по-идиотски обиделась, когда увидела его в новостях с женой, где они снова выглядели как счастливая пара. Вспомнила ее слова. Вспомнила, что Денис просто привез меня обратно к родителям и даже не сказал, что мы будем делать дальше. Я много чего вспомнила и вспоминала каждый час и каждую минуту, пока игнорировала его сообщения, сидя надувшись в своем темном углу.

А сейчас вспоминаю то, чего нельзя было забывать.

Он ведь просил верить ему.

  — Соня, ты с ума сошла? - Голос матери разрезает тишину холодной ночи.

Я даже ничего не успеваю сделать когда мама оказывается рядом, скептически смотрит на пиджак, в котором я застегнута словно маленькая, что-то бормочет себе под нос и уводит. В зале я нарочно втягиваю голову в плечи и не смотрю по сторонам, но Денис здесь — я слышу его запах, как будто он в шаге от меня.

— Ты думаешь о том, что будет, если ты простынешь на таком раннем сроке? — спрашивает мать, помогая мне сесть в машину. Водитель послушно ждет, когда ему дадут команду ехать. Очевидно, что сегодня вечером мои родители должны быть вместе - и мама не оставит отца даже ради того, чтобы устроить мне очередную взбучку. — Если ты заболеешь, то каждый градус твоей температуры достанется ребенку и каждый вирус тоже, и каждая боль в суставах. Ты это понимаешь?

— Мы расстались? — Зачем я ее спрашиваю, ведь она даже не знает, о чем речь? Хоть теперь точно порадуется.

— Вряд ли мужчина, который носится с тобой, как с маленькой, хоть и ведет себя как полный мерзавец, так легко от тебя откажется.

Кажется, она пытается не улыбнуться, когда расстегивает пуговицы пиджака Дениса. Я не даю его забрать: проталкиваю руки в рукава, заворачиваюсь максимально плотно. По крайней мере со мной пока есть его запах. Небольшое, но все-таки утешение.

Я чувствую себя преданным.

Думал, что после поступка Младшего меня уже никто не сможет удивить. Даже был уверен, что больше в моей обороне не осталось никаких проплешин, а уж цинизмом я себя заштукатурил до состояния идеальной гладкости.

Оказалось, что так хуево, как после выходки Одувана, мне еще не было.

Хочется крушить все, что попадет под руку, вырывать с корнем, с нутром каждую хренову преграду на пути. А лучше проломить парочку голов, особенно вот тем двум индюках в дорогих пиджаках, которые не предназначены, чтобы их так безжалостно натягивали на здоровенные животы

Я, значит, не даю уверенность.

Недостаточно чистый, чтобы ее безупречная совесть и дальше спала сладким сном.

Где блядь, была твоя совесть, когда ты трахалась со мной и орала так, что у меня уши закладывало?!

Где, блядь, был твой пафос о лучшем и правильном, когда мы цеплялись друг в друга зубами всего несколько ночей назад?

— Денис! — Инна судорожно машет мне рукой, и я даже удивлен, что она до сих пор в компании Хорошего человека, хоть теперь у него довольно озадаченный вид. Слава богу, что даже таким людям не хватит смелости устроить показательное бошкооткручивание, когда вокруг столько народа. Но то, что Инна успела наболтать себе на смертный приговор, очевидно. — Денис, я как раз говорила, что.  у нас... срочные дела и мы должны…

— Срочные дела? — Я должен доиграть этот фарс, даже если мне хочется послать все на хер, отдать Инне фонд и не думать о том, что с ней будет уже через пару месяцев. А то и недель, — Какие дела?

Она дергает меня за рукав, и Хороший человек ловит это движение уголком глаза. Потом смотрит на меня, послабляет галстук и говорит:

— Мы с твоей женой немного поговорили делах фонда. Я думал, ты ввел ее в курс дела.

Инна цепляется мне в предплечье, до моего зубного скрежета даже через рубашку царапает кожу длинными, острозаточенными ногтями.

Хорoший человек никогда не стал бы Хорошим человеком, если бы вот так запросто болтал о своих делах. Наверняка прощупал Инну на какой-то фигне, и она, само собой, тут же сломалась. Намекнул на денежные переводы, вливания и выливания.

— Она в курсе дела, - говорю я, заглядывая в перепуганное лицо Инны. — Она же хочет управлять им на равных правах.

Жена подтягивается ко мне почти вплотную, прилипает до состояния, когда мне хочется взять ее за плечи, оторвать от себя и поставить между нами прозрачную стену толщиной в пару метров непробиваемого стеклопакета. Пусть бы сколько угодно открывала рот — я бы не слышал ни звука.

— На связи? — Хороший человек еще раз пожимает мне руку, на этот раз прямо перед камерами с маркировкой первого новостного канала.

Сашкины жопа и не продырявленная башка слишком дорого мне обходятся.

Я каким-то нутром чую, что Сони в зале уже нет, что она снова спряталась, сбежала туда, где ей безопасно и рядом нет того, кто будит в ней «низменное».

Вот ведь зацепила. До самого нутра, до печенок, ухватила гарпуном, как акулу. И когда я мог сорваться с крючка, я, блядь, поглубже захватил наживку.

Еще примерно час мы с Инной делаем вид, что на этом празднике денег и милосердия мы — не случайные люди. Отбываем свое время — и я без предупреждения, пока Инна еще безбожно не напилась, вывожу ее на улицу. Она сопротивляется, нехотя отдает пустой бокал из-под вина, оказывается, даже белым и кислым можно упиться так, что будут путаться ноги, а Инна снова ударилась в диеты и вряд ли ела что-то сытнее сухаря.

— Я не пойду! — Она вырывает локоть, но чем больше усилий прикладывает, тем крепче я сжимаю пальцы. — Мне не пора домой, ясно тебе? Я не хочу!

— Приехала со мной — со мной и уедешь.

Киваю водителю, чтобы тот открыл заднюю дверь, и заталкиваю сопротивляющуюся Инну в салон. Она падает на сиденье, пытается сесть, но неуклюже скользит ладонями по обивке. Со вздохом сажусь рядом, помогаю ей распрямиться и слежу, чтобы между нами было максимально возможное расстояние. Я сейчас слишком злой. Я ведь и больно сделать могу, особенно если она откроет рот и снова начнет напрашиваться на мое «плохое настроение».

— Как ты можешь? — неожиданно говорит Инна как будто и совсем трезвым голосом. — Вести дела с таким человеком? Ты знаешь, что он мне говорил? Что мне придется…