— Папà, вас наградили орденом Почетного легиона, — сказала она, коснувшись его груди.

— Да, и вот этим тоже. Я очень счастлив. — Он положил руку поверх руки Рене, потом вдруг застонал от боли, на лбу выступил пот. — Это у меня в боку. Грязные боши сделали свое дело, и я должен расплачиваться.

— Нет, папà, вы поправитесь, — сказала Рене. — Я знаю, поправитесь. Пожалуйста, не умирайте. Я останусь совсем одна. Кто обо мне позаботится?

— Тебе пора замуж, дорогая. О тебе позаботится муж.

— Мне кажется, Пьер погиб, папà. — Рене опять заплакала. — Грязные боши сбили его аэроплан.

— Я не слыхал, — сказал граф. — Ты уверена?

— Уже несколько месяцев я не получала от него ни строчки и не могу ничего узнать о его судьбе. Пьер бы не бросил меня вот так, если бы не погиб или не был тяжело ранен.

— Мне очень жаль, дорогая, в самом деле. Если де Флёрьё действительно погиб, то определенно погиб геройски и перед смертью уложил кучу бошей. Однако ты прекрасно знаешь, что я не одобрял твой выбор. И перед смертью хочу попросить тебя кое о чем. Хочу, чтобы ты дала мне клятвенное обещание. У моего смертного одра. Сделаешь так, как просит твой старый отец, дорогая?

— Нет! — воскликнула Рене. — Вы не умираете!

— Умираю, дитя мое. Неужели ты откажешься исполнить мое последнее желание, Козочка?

Плача, Рене смогла лишь отрицательно покачать головой.

— Я связался с твоим дядей Габриелем, — сказал граф. — И дал ему мои последние инструкции. Он согласен с моим решением касательно твоего будущего и сделает все приготовления к свадьбе. Дядя Луи тоже поможет тебе с подготовкой, не так ли, Луи?

— Конечно, Морис, конечно, — сказал Луи, тоже утирая слезы.

— К моей свадьбе? — сквозь слезы спросила Рене. — С кем, папà?

— С молодым Ги де Бротонном, — ответил граф. — Он пережил войну и сейчас в безопасности дома, со своей семьей. Я говорил с его отцом. У молодого человека значительное состояние, и он прекрасно о тебе позаботится.

— Нет, нет, я не хочу! — запротестовала Рене. — Не заставляйте меня, папà, я почти не знаю Ги де Бротонна, я не люблю его, он вообще мне не нравится.

— Ты дала слово, дорогая, — сказал граф. — Поклялась у моего смертного одра.

— Это нечестно, папà.

Вошла сиделка, предупредила, что графу нужно отдохнуть.

— Завтра вы можете прийти снова.

— Я бы хотел сейчас минутку побыть с дочерью наедине. Луи, подожди, пожалуйста, в коридоре.

Когда Луи и сиделка вышли из палаты, граф снова заговорил, совсем тихим голосом:

— Козочка, мне осталось недолго. Завтра, когда вы придете, меня, возможно, уже не будет. Не плачь, милая, не плачь. Я хочу, чтобы ты знала: я умираю счастливым. Я прожил слишком счастливую жизнь, чтобы о чем-либо сожалеть. Мир передо мной не в долгу. У меня было здоровье, преданные друзья, красивые любовницы и обожаемая дочь. И почти не было тягот, какие выпадают большинству людей. Чего еще можно желать от жизни? Да, и в конце концов мне выпала величайшая честь — умереть за Отечество.

На лбу у графа опять выступил пот, лицо покраснело.

— Пожалуйста, папà, — умоляла Рене, — молчите. Вам надо отдохнуть.

— Нет-нет, скоро мне предстоит упокоиться навеки, — сказал граф, — мои минуты на исходе. Исполни мое последнее желание, дочь моя. Может быть, не сейчас, но позднее ты скажешь мне спасибо. Выйди за де Бротонна. Доставь мне последнюю радость — умереть с сознанием, что о моей любимой дочери позаботятся.

— Хорошо, папà, хорошо. Я сделаю, как вы желаете.

Граф скончался все же не этой ночью, а наутро в Аррас прибыл Балу и встретился в гостинице с Рене и Луи. Вместе они поспешили в лазарет. Граф ослабел еще больше, голос был едва внятен. Однако, увидев старого друга, улыбнулся и не мог сдержать слез. Они поздоровались в своей обычной манере, словно все было хорошо.

— Привет, старый кролик, — сказал Балу.

— Привет, старина, — прошептал граф. — Я думал, ты в море, командуешь флотом союзников. Был уверен, ты приедешь, когда я буду уже в гробу.

— Кто тут толкует о смерти? — спросил Балу.

— Я знаю, что меня ждет, старый дружище. Знаешь, никогда не думал, что умру вот так, но моя свеча догорает и скоро совсем погаснет. Жаль покидать вас, дорогие друзья. Позаботьтесь вместо меня о девочке.

— Конечно, конечно, — сказал Балу со слезами на глазах. — И скоро мы присоединимся к тебе, старина.

Глаза графа затуманились, как у слепого, он схватил Луи и Балу за руки, потом взял руку Рене и уже не отпустил. Дрожь прошла по его телу, он закрыл глаза и последний раз вздохнул. Тело обмякло, граф Морис де Фонтарс замер в неподвижности, лишь капелька крови скатилась из уголка рта.

Париж

Ноябрь 1918 г

1

После смерти графа прошло меньше двух месяцев, когда в Компьенском лесу было подписано перемирие и военные действия между Францией и Германией прекратились. Изувеченная земля Западного фронта, пропитанная кровью целого поколения, в итоге восстановится, хотя навсегда останется населена призраками. Вопрос, который старик Ригобер задавал себе о внуках, — ради чего все эти мальчики, сотни тысяч с обеих сторон, ради чего они в конце концов погибли? Ради чего, спрашивала себя Рене, в последние недели войны умер ее отец? Ради двух орденов на груди, похороненных вместе с ним, одетым в полную драгунскую форму. «Быть может, когда я предстану в мундире у врат, — храбро пошутил граф на смертном одре, — и святой Петр увидит, что я герой, погибший за Отечество, он закроет глаза на некоторые другие мои прегрешения и все же пустит меня в рай».

Рене вернулась из Арраса в Париж с дядей Луи и дядей Балу, привезла гроб отца для погребения в городе. Виконт Габриель де Фонтарс вернулся из Египта на похороны брата, где, как отметила Рене, присутствовали тринадцать бывших графских любовниц. Ее отец принадлежал к числу учтивых аристократов былых времен и, даже когда оставлял женщину или она оставляла его, обычно сохранял с нею сердечные, а нередко и близкие отношения. Графа любили почти все, и на погребальной службе, состоявшейся в той же церкви, где в следующем году будет венчаться Рене, присутствовали многие знатные семейства Франции, а также целый ряд обитателей Орри-ла-Виль, включая, разумеется, и всех слуг из Ла-Борн-Бланша, из которых иные горько оплакивали кончину своего любимого графа.

Когда провожающие вышли из церкви, Рене, в отуманенном, нереальном, дремотном состоянии сиротства, принимала соболезнования, даже не узнавая тех,