Жак на ходу рассказал, что в королевстве идут войны, чудовища выходят не только из лесов, но даже из рек и озер, даже из глубоких ущелий, там у них норы… наверное. Я помалкивал, осведомленность простого крестьянина кажется странноватой, обычно ничего не знают дальше околицы своей деревни.

– Везде проблемы, – заметил я наконец со вздохом. – Думал, хоть здесь отыщу непуганый край счастливых людей.

Треть королевства, по его словам, покрыта таким плотным туманом, что не видно вытянутой вперед руки. Говорят, в нем скрылся некий народ, одни говорят – святой, другие – нечестивый, но живут в своем колдовском мире, а для них там нет тумана. Еще в той же Стране Тумана огромное озеро, а на нем остров, где живут совсем особенные люди.

Я взмолился:

– Не дразните мое любопытство!.. У меня каждая минута на счету, война начнется вот-вот, король прибывает, интриги, передел собственности, дипломатические стычки… Нет, даже не рассказывай дальше, прибью!

Он послушно умолк, поклонился.

– Как скажете, сэр.

– Нет, – сказал я зло, – уже раздразнил, так что рассказывай!

Он развел руками.

– Особо рассказывать нечего. Это только слухи, а на самом никто там не был… в последние годы и даже… века. Да и был ли кто-то раньше?

– Тогда откуда слухи?

Он пробормотал:

– Поговаривают, что иногда оттуда приходили. То ли сбежавшие преступники, даже в самом лучшем королевстве они откуда-то берутся, то ли непослушные дети, рассорившиеся с родителями… Их обычно скрывали, а слухи замалчивали…

Я сказал предположительно:

– Короли страшились мести тех, кто пойдет отыскивать? За укрывательство могли бы… Ладно, я сумею себя смирить. Я хоть и герой дальше некуда, но сейчас я политик, а политики загребают жар чужими руками. И подвиги совершать посылают других, хотя победы приписывают себе.

– А поражения?

– Оппозиции, – сказал я твердо. – Что дает повод провести среди нее чистку. Децимации, к примеру, чтоб особенно не рыться в мелочах, кто виноват. Они все виноваты!.. Хорошо, покои вашей принцессы в каком крыле дворца?

Он посмотрел с испугом.

– Ваша светлость! Вас туда не пустят. С принцессой можно общаться, когда она сама изволит появиться в саду или в других частях дворца!

– Что за странные порядки, – проворчал я, словно великий знаток общения с принцессами. – Ну да ладно, в чужой монастырь…

Кони, тяжело дыша, начали подъем на длинный, заросший лесом холм, Жак от волнения даже с лица спал, крупные капли пота на лбу. Я чувствовал, вот-вот что-то произойдет, и в самом деле он остановился впереди, картинно повел рукой.

– Наша столица… Флорендж!

Отсюда с вершины холма видно, как широко раскинулась долина, далеко на севере и востоке ограниченная горами, а здесь сады, поля, пастбища с тучными стадами и…

Жак сказал торжественно:

– На самом верху, как видите, королевский палац…

Голос его дрогнул, глаза влажно заблестели. Торкилстон ахнул в восторге, а Ордоньес довольно выругался: город огромен, расположен хоть и в долине, но как бы на очень пологом холме. Каждое кольцо зданий выше предыдущего, а в центре королевский палац: не дворец и не замок, а целый город из ансамбля плотно составленных роскошнейших домов, из-за чего сверху кажется сборищем веселых гномов в их остроконечных красных колпачках. Все крыши конусообразные, сильно вытянутые вверх, на кончиках самых высоких трепещутся знамена, даже не представляю, как их вешают на такой высоте.

– Прекрасно, – сказал я нетерпеливо, – но нам надо торопиться. Поехали!

Уже не дожидаясь Жака, я пустил Зайчика вперед, а за спиной загрохотали копыта.

Солнце еще не вскарабкалось к зениту, но жжет голову и плечи. Бобик несется впереди, пугая народ, а когда мы выметнулись на дорогу к главным воротам, я велел ему держаться ближе к стремени.

Телеги те же, что и в Сен-Мари, разве что ни одной не увидел на колесах из сбитых вместе досок, везде подбитые железными полосами обода, толстые спицы, а в Сен-Мари такие только в королевских каретах. Но кони как будто даже мельче, возницы те же, кнуты и вожжи, как и горы глиняных горшков на продажу, битая птица, блеющие стада овец…

Стражники на воротах оживились, завидев нас, но Жак выехал вперед, что-то сказал им, и оба неохотно отступили в стороны, а когда увидели выступившего из-за Зайчика Адского Пса, поспешно отпрыгнули, один даже вскочил в караульную будочку, слышно было, как гремят засовы.

Торкилстон посмотрел на меня многозначительно, однако смолчал. Ордоньес с интересом рассматривал женщин, порода та же, только здесь вроде бы они выше ростом, спины прямее, но, увы, с выпуклостями спереди и сзади природа поскупилась. В Сен-Мари женщины выглядят более сдобными. Хотя, конечно, это уже мелочи, во всех королевствах в разные времена был свой идеал женщины, но всегда мужчины сходились в одном: хорошая женщина – голая женщина!

Жак чуточку повеселел, хотя взгляды по сторонам бросал тревожные. Торкилстон ехал настороженно, а когда Ордоньес слишком игриво поклонился какой-то пышно одетой даме с глубоким декольте, он прошипел сердито:

– Сэр Ордоньес, ведите себя прилично!

– А я как веду? – удивился Ордоньес.

– Неприлично!

– Почему?

– Нельзя женщин рассматривать так откровенно!

Ордоньес ответил с достоинством:

– Более всего красивую женщину ранит тот, кто не глядит в ее сторону. Так что это вы ведете себя не совсем прилично.

– Я помню о своей стране! – огрызнулся Торкилстон.

Оддоньес тяжело вздохнул.

– Вам ответить как, вежливо или честно?

– Лучше молчите, – сказал Торкилстон сердито.

Ордоньес тут же сказал громко, напоминая, что приказы принимает только от сэра Ричарда:

– Если бы не было женщин, все деньги мира ничего бы не значили. А пиратов вообще бы не было… Представляете, как мир обеднел бы без нас, таких… лапочек?

Небольшая площадь по эту сторону ворот разбежалась тремя улочками, узкими и кривыми. Мы направили коней за Жаком, две телеги разъедутся с трудом, но это еще ничего, в Геннегау я видел и такие, где и одна будет царапать стены оглоблями.

– Общая их болезнь, – сказал Ордоньес глубокомысленно, – требовать от яблони апельсинов.

Торкилстон в удивлении воззрился на него.

– Вы о чем?

– О женщинах, – пояснил Ордоньес, тоже малость удивленно, – а о чем можно еще?

– Во дикарь, – сказал Торкилстон с чувством. – Мы, люди, должны думать и говорить только о великом, как вот наш сюзерен. Ведь у Господа на все есть план.