– Нет. Лордеры хотят, чтобы он видел последствия, – ее лицо окаменело от злости, но она не смеет противиться.

Больше никто не смеет.

Мой последний наряд. Интересно, мама будет смотреть? Одежда ужасная – бесформенные толстая рубашка и брюки.

Надеюсь, она не придет. Она плохо переносит все уродливое и неприятное. Как она справляется? Знает ли она, что отец не дал Армстронгу меня спасти? Сможет ли простить, если узнает?

Или она согласна с ним?

Руки сковывают за спиной.

Я заставляю себя идти, передвигать ноги.

Шаг… еще… третий…

С каждым шагом я расправляю плечи и глубже дышу.

Все чувства обостряются. Холодный воздух в легких, грубая ткань на коже, гулкое эхо шагов на плитках пола. И странный запах, который я силюсь узнать, – похоже на антисептик, и кажется исходит от надзирателя, который идет позади.

Двенадцать… тринадцать… четырнадцать.

Я не жалею о том, что сделала, ни о чем не жалею. Только жаль расставаться с мамой и даже с папой. Наверное, он считает, что поступает правильно, но на самом деле – нет, и все будет иметь для него неожиданные последствия.

Двадцать… двадцать один… двадцать два.

Прости, Ава. Не хочу покидать тебя. Будь сильной.

Я считаю шаги и держу в мыслях образ Авы – ее взгляд, который наконец-то разгадала. Вот что я хочу видеть, умирая.

Приехали родители Сэм. Они держатся обособленно, отгородившись правительственными агентами, лордерами, так что никому к ним не подобраться. Отец Сэм держится прямо и стоит неподвижно, поддерживая жену. На ней темные очки, и, хоть глаз не видно, все же складывается общее ощущение, что она не в порядке. Может, она приняла успокоительные, чтобы все это вынести?

На наших глаза выводят всех четверых – Лукаса, Дайшу, Сэм и Джуро.

Они по ту сторону поля, слишком далеко, чтобы разглядеть лица. Впервые закон о снижении возрастного порога для казни применяют на практике. Однако ввиду возраста преступников решили их не снимать близко, а друзей и родственников рассадить в отдалении. Как будто так все становится менее страшно.

Даже отсюда видно, что Дайша плачет. Ее ведут на виселицу, она не может или не хочет идти сама. Остальные трое идут сами, но Сэм не поднимает головы. Ноги у нее заплетаются, и она покачивается. Я ожидала от нее другого поведения, но откуда мне знать, что чувствуешь в подобной ситуации.

Все четверо поднимаются по ступеням, и теперь Дайша выпрямляется и умудряется стоять без поддержки. Затем они переходят на небольшие помосты.

Зачем я вообще пришла? Не знаю, хорошо ли наблюдать за этим, но я должна быть здесь ради Сэм. В последние минут ее жизни. Не уверена, что она сейчас осознает окружающий мир, но если она посмотрит сюда, то увидит меня, узнает, что я стою тут, и будет знать, что я пришла.

Но она не поднимает головы.

На шеи вешают веревки.

Открывают люки.

Они падают и дергаются. И я тоже задыхаюсь, будто и мне обмотали веревкой шею, и не могу вдохнуть, пока все не закончится.

Они долго не затихают. И теперь кажутся не настоящими – просто куклы, которых лордеры подвесили на веревочки. Куда делись молодые люди, полные жизни и сил, открытые для возможностей и риска, готовые изменить все, сделать мир лучше? Вместо них висят четыре бесформенные фигуры, неподвижные и безжизненные. И теперь не ясно, какими они были при жизни и как оказались здесь. Их судили в глубокой тайне, так что мы никогда не узнаем правды. С такого расстояния их даже не узнать.

Раздается отчаянный, полный боли, почти животный вопль – это кричит все громче и громче Ники. Кто додумался его привести сюда? И я вдруг встрепенулась и наконец оторвала взгляд от зрелища, которое навсегда въелось в память. Я подошла к Ники и попыталась обнять, но он оттолкнул меня.

– Они заплатят! Клянусь! Я заставлю их поплатиться! – кричит он с неподдельной яростью, на какую только способен пятилетний ребенок.

Женщина, которая его привела, берет его за руку.

– Идем, Ники. Пора уходить.

Она тащит Ники прочь, но, когда они проходят мимо Грегори, он вырывается и кидается на него. Грегори обернулся и вздрогнул, когда Ники закричал: «Ненавижу тебя», и я вдруг подумала: неужели и его жизнь, да и жизни всех людей теперь висят на волоске?

Один из лордеров хватает Ники и отводит к опекунше, и Грегори отворачивается. Но я успеваю заметить слезы на его лице.

Я кашляю. Отвратительный запах. Что это? Что-то подносят к лицу, должно быть, я отключилась.

Воспоминания возвращаются. И я с трудом сажусь.

Я в багажнике фургона, во всяком случае, мне так кажется. Здесь есть окна, но они прикрыты, так что свет пробивается только по краю. Мы едем, почти мчимся.

Я не понимаю. Что происходит? Мысли путаются.

«Думай, Сэм. Анализируй факты».

Факт 1: меня собирались повесить.

Факт 2: я отключилась.

Факт 3: я еду в фургоне неизвестно куда.

Папа, это наверняка папа. Он, наверное, решил, что не может дать меня повесить, и поэтому спас. Кто еще на это способен.

Лукас, Дайша, Джуро – что с ними? То, о чем я не хочу думать, уже наверняка случилось, и я плачу.

Когда двери открываются, уличный свет ослепляет. Я проголодалась и хочу пить.

– Выходи, – велит голос.

Я неловко выбираюсь из багажника. На улице промозгло, идет дождь. Я во дворе, окруженном высокой оградой с колючей проволокой. Все голое и бесцветное, вокруг серый камень.

Еще одна тюрьма. Я снова в тюрьме.

– Где папа? – спрашиваю я с ноткой паники в голосе.

– Папа? – Кто-то выступает вперед. Я трясу головой, пытаясь прийти в чувство. Это Астрид Коннор – член парламента, которая устроила сделку между Армстронгом и папой, если так, то она виновата в том, что происходит со страной. Что она делает тут?

– Что происходит?

– Твой отец понятия не имеет, что ты тут.

– Скажите ему!

– Тебя повесили у него на глазах сегодня утром. Думаю, он уже опустошает бутылку виски.

– Что? Но я думала…

– Нет. Твой отец не позволил им тебя помиловать, и он тебя не спасал. Я спасла. Но можешь не благодарить.

– Не понимаю. Что происходит?

– Твой отец получит почет и славу от партии лордеров – кстати, мы решили, что нам подходит название, которое вы придумали. Он благородно пожертвовал собственной дочерью ради светлого будущего и показал стране, как мы будем насаждать закон и порядок. Нет сомнений, что он станет преемником Армстронга и следующим премьер-министром. Но однажды, когда придет время, я использую тебя, чтобы свергнуть его.