— Хорошо, если так. Это ей все-таки более привычно, чем хирургические операции по новым технологиям.

Они прокрались мимо дремавшей в своем джипе охраны и добрались до дверей больницы.

Охранника на входе., имевшего глупость приоткрыть им предварительно зафиксированную на цепочку дверь, одним движением вырубил Фокин. Разумеется, перед этим ему не составило труда выдернуть упомянутую цепочку с корнем, поддев дверь здоровенным плечом. Все это в пределах полутора-двух секунд.

Они бесшумно пролетели по коридору, до полусмерти напугав мирно обходящую палаты дежурную докторшу, и поднялись на второй этаж, где наткнулись на одного из охранников господина Панитаиди. После непродолжительных попыток узнать, где же находится Гапоненков и Наташа, выяснилось, что ничего полезного узнать не удастся, поскольку бодигард, будучи греком, не смыслит по-русски ни бельмеса.

Следующим пунктом программы оказались два охранника, приехавшие вместе с Гапоненковым и теперь дежурившие в коридоре с «пушками» наготове.

Впрочем, оружие им не пригодилось, благо для того, чтобы задействовать его, им понадобилось бы куда более быстрое соображение и несравненно более оперативная реакция. Они оказались русскими, и после небольшого внушения, сделанного одному из парней, Свиридов и Фокин узнали, что подготовка к операции ведется в палате напротив и что Гапоненков все еще там.

Отправив и второго охранника вдогонку за своим товарищем, то есть в недолговременный, часа на два, коматоз, Влад велел Афанасию стоять перед дверью, а сам бесшумно открыл дверь палаты и оказался в маленьком «предбанничке», аккуратно выложенном белым с прожилками под мрамор кафелем.

Тут стояли носилки на колесиках, а возле них возился человек в белом халате, по всему видно — санитар. А на носилках лежал другой человек, прикрытый белой простыней. По тому, что он дышал, и по очертаниям его фигуры Влад сделал два ценных вывода, а именно — что это не труп и что это явно не Наташа.

Тихо проскользнув мимо санитара, он открыл следующую дверь и очутился уже в операционной.

Он сразу узнал всех, кто здесь находился.

Маленький длинноносый человек с тронутыми сединой курчавыми иссиня-черными волосами — это, несомненно, доктор Русский. Человечек еще меньше — это, несомненно, его ассистент. Кстати, тот самый, что провожал его тогда в главном офисе «Сапфо» в кабинет к Гапоненкову.

А вот этот высокий мужчина в белом костюме ценой, вероятно, не в одну тысячу долларов — сам Алексей Алексеевич.

И последний элемент композиции — притянутая ремнями к носилкам девушка.

Совершенно голая. Уже не может даже кричать, просто стискивает зубы и уже чисто инстинктивно пытается изогнуться, чтобы ослабить беспощадно стянутые ремни.

Сейчас они введут ей наркоз, чтобы потом отвязать и переложить на операционный стол. Пожалуйста.., в руке доктора Русского блеснул шприц, и девушка зажмурилась и сдавленно простонала, вероятно, осознавая, что ничего уже нельзя изменить.

Очень кстати я пожаловал, мелькнуло в голове Влада, когда он выхватил пистолет, а вот навязчиво оплетающая сознание мысль о том, насколько эффектно он выглядит со стороны и в коей мере ему не годятся в подметки меднолобые супермены из забойных американских боевиков, была сбита с ритма грохотом выстрела.

Доктор Русский протяжно взвыл, глядя на свою буквально разнесенную в клочья правую кисть. Наверно, в этот момент ему стоило бы подумать, что он уже никогда не сможет не то что проводить такие сложные операции, но и даже резать лабораторных крыс с целью изучения их содержимого и отработки различных методов оперирования.

Гапоненков бросил на него быстрый взгляд и попятился к окну, затравленно озираясь по сторонам. Его породистое сытое лицо изуродовала гримаса безысходного, панического страха.

Свиридов подошел к Наташе и, взяв со стола скальпель, разрезал ремни. Но она не испытала ни облегчения, ни радости от того, что он все-таки пришел, все-таки успел.

— Ну что, Алексей Алексеевич, вот наша милая игра и окончена. Поздравляю. Вы проиграли.

На лице Гапоненкова с калейдоскопической быстротой и беспорядочностью промелькнули обуревающие его самые противоречивые чувства — ужас, боль, ненависть.

Разочарование. Тьма. Потом оно внезапно просветлело, и он, выхватив из-под пиджака пистолет, взвел курок и медленно двинулся на Свиридова. Отчаянно, с ясной и твердой решимостью обреченного на смерть.

— А почему ты решил, Володя, что я проиграл? — произнес он. — Почему это так определенно? Мне кажется, что проиграл ты, и проиграл решительно во всем. Видишь эту суку? — Он по-волчьи оскалился и ткнул пальцем во все еще неспособную подняться Наташу. — Так вот, она.., она между нами двумя выбрала меня даже при том, что я хотел нажиться на ее крови.., да, брат Володя, бывает, что и такое говорят открытым текстом. А ты хотел спасти ее. — Он сделал еще два больших шага вперед, и носилки с Наташей остались за его спиной, а Свиридов вплотную прислонился к закрытой двери, ведущей в «предбанник». — И вот результат.., да ты ведь сам все слышал. Вот так.., она выбирает меня, исчадие ада.., она опровергает устоявшееся представление о том, что нет любви.

— Да тебе лечиться надо, брат, — спокойно сказал Свиридов, с интересом, но без малейшего трепета наблюдая эту сцену с прямо-таки шекспировскими монологами.

— Ну вот.., а ты говоришь, что я проиграл, — продолжал Гапоненков, трагически кривя и без того перекошенную физиономию с выстукивающими ритм зубами. — Нет, я выиграл, я победитель, а потому я имею полное право убить тебя.

Он поднял пистолет и прицелился в Свиридова, лязгая нижней челюстью, но вдруг его лицо перекосилось — можно сказать, что от боли, но нет, скорее от изумления, от неверия в то, как подобное могло произойти.

Потому что он мгновенно осознал, что это конец.

Его ноги подломились, и он упал лицом вперед, уткнувшись носом прямо в ботинки Влада, и тут же затих. Ведь в спине его торчал всаженный на всю длину скальпель, а на белоснежном пиджаке стремительно набухало и ширилось багровое пятно…

— Я ведь действительно любила его, — грустно сказала Наташа, которая стояла за спиной Гапоненкова.

Из угла смотрел все еще повизгивающий доктор Русский и его похожий на перепуганную крысу ассистент, а он, Влад, почему-то подумал, что Наташа относится к тому достаточно редкому сорту женщин, которые обнаженные еще прекраснее, чем в самой роскошной и элегантной одежде…

— С Восьмым марта тебя, Наташка, — медленно выговорил он, — мои наилучшие пожелания.

— Спасибо, — она слабо улыбнулась и погладила его пальцами по плечу.

Он коснулся губами ее щеки и снова вспомнил слова Атоса из бессмертной книги Дюма: «Любовь — это такая игра, в которой победителю достается смерть».

И она досталась ему. Правда, старик Дюма вкладывал в эту фразу совершенно иной смысл, но формально.., формально все получилось так, как говорил Атос.