Тишина очень робко, быстрым рывком воцарилась опять, словно кошка, опасающаяся любого шороха. Ненадолго.

Ее прервали негромкие, удивительно звонкие и четкие хлопки ладоней, аплодирующих Даниэлю. А вслед за ними по вымершему с этого мгновения навеки пространству поплыл удивительный, чарующий женский голос.

— Удивительно. Очаровательно, — произнес он. — И столь неожиданно. — Женщина, легкая, неестественно реальная здесь, в этой полутьме, в окружении шести десятков Свободных, вся в чем-то белоснежно-прозрачном, переливающемся, изредка сверкающем, светловолосая, ясноглазая, неторопливо ступающая по мертвой земле, посреди раздвигающихся перед ней конных рядов.

— А-а-а, это ты, милая, — непонятно, отчего в большей степени, хрипло произнес вожак, соскакивая со своего коня ей навстречу и целуя ей руку в поклоне. — С чего ты решила покинуть шатер?

В голосе его Даниэль неожиданно уловил страх. Самый настоящий — неуверенный, униженный, осторожный. Изумление пронзило его, но юноше так и не суждено было понять, что же подействовало на предводителя Свободных, что привело его к состоянию, судьбоносному в своих последствиях.

— И как это я сразу не догадалась, что ты все-таки подерешься с этим выскочкой, милый?.. — радостно, сверкая улыбкой, спросила женщина, рассматривая всех сразу, — и замерших пятерых, принятых вожаком, и его самого, и Родгара, и Даниэля. — Как хорошо, я давным-давно мечтала выяснить, кто же из вас сильнее, чем слушать домыслы, достойные толпы тупых мужиков... Согласись, ты бы тоже уступил Рагнну. — Голос ее, колокольчиковый, был нежен и мягок, ласков и великолепен, она светилась в предрассветной темноте, и в голове каждого из присутствующих здесь, Даниэль был в этом уверен, билось одно-единственное слово: уступил, уступил, уступил, уступил, уступил...

Иннар замер, не двигаясь и не спуская с Нее глаз. Варх, вдохнув, так и не выдыхал, и по подбородку его, как у старой собаки, тонкой ниточкой сползала слюна. Родгар, словно пораженный в выпуклый лоб чем-то крепким и тяжелым, смотрел на женщину раскрытыми глазами, надув щеки и позабыв сдуть их.

Даниэль почувствовал, что в горле пересохло, и мысленно обругал себя последними словами. На мгновение, на крошечное, на маленькое мгновение, ему почудилось, что она — это Она, Его Катарина. Он был очень за это на себя зол.

Но чувства вожака Свободных, оказывается, были сильнее Даниэлевых.

— Кха-кха... — замешкавшись, ответил он, и в голосе его внимательный и обладающий сильным воображением Даниэль расслышал предательскую слабость. Затем сменившуюся сухой, выдержанной осторожностью. — Милая, я не собираюсь с ним биться. Он сильный воин, и я уважаю его за это. Я отпускаю его...

...уступил..,

...восвояси.

— Восвояси? — как-то озадаченно повторила милая, словно пробуя глупое, неудобное слово на вкус, катая его языком по нёбу. — Почему восвояси, дорогой? Ведь тогда так и останется неясно, кто же из вас... сильнее? — Она неожиданно отступила от него, перестав прижиматься плечом к его груди, и сделала шаг вперед, пристально рассматривая Родгара.

Воин-герой неожиданно нахмурился, словно кто-то прошептал ему на ухо нечто неразборчивое, но прочно засевшее у него в голове. Несколько мгновений он колебался, словно желая что-то сказать. Но никак не осознавая, что; рот его, масляно-красный, открывался несколько раз и захлопывался, словно у немой, выброшенной на сушу рыбы.

— Вот ты бы, Родгар, — неожиданно спросила она, — разве смог бы оставить этот вопрос невыясненным? Разве выдержал бы?..

— Милая, он ведь великий герой, — натянуто рассмеялся вожак, — ему незачем доказывать свое умение — он ведь уступил только Рагнну!..

— Прошу помнить, что собачий сын использовал магические штучки! — внезапно нервно и с вызовом вскричал Родгар, надувая щеки и крутя ус. — Магию! А то бы я его...

...уступил!

...одолел!

— Теперь, когда Рагнна нет в живых, — рассудительно и с жаром воскликнула она, — разве не нужно выяснить, кто из вас владеет более отточенным мастерством? Кто является первым, а кто уступает ему во всем?

— Дорогая! — Голос предводителя хлестнул, словно бич, ударивший в качающийся колокол и вызвавший дополнительный звон, повисший в воздухе. — Я...

Даниэль, переводящий взгляд с одного на другого, осознал, что вожак словно сумел вырваться из бездонного колодца, куда его утягивала неведомая, невидимая сила, вырваться и вернуть себе самообладание и разум...

— ...не собираюсь драться с ним! И точка! Тебе не стоит вмешиваться в наш разговор, и если ты не перестанешь, я...

— Ха! — громко заявил напыжившийся, довольный собой Родгар неизвестно к чему.

— Молчи, пес! — бросил в него вожак. — Пока я говорю со своей женщиной, молчи!..

— Милый! — вспыхнув, воскликнула женщина, поворачиваясь к своему мужчине и пристально глядя теперь уже на него, в глазах ее светились звезды и плавало небо, в бездну которого падал любой, практически любой... — Зачем ты так говоришь со мной?.. — заворковала, залилась соловьем она. — Истинный мужчина помнит о своей силе и приноравливает ее к хрупкости женщины, чтобы случайно не нанести ей удар, которого она не сможет стерпеть!

— Настоящий воин, — громко заметил Родгар, — вообще...

— Заткнись, выродок! — рявкнул предводитель, рывком оборачиваясь к нему, и Даниэль, увидев его глаза, понял, что в них снова падение в бездонный колодец.

— Милый, как ты можешь его терпеть?! — всплеснув руками, стремительно удивилась она. — Сделай наконец, чтобы он замолчал!

Черты его лица разгладились, словно напряжение внезапно сменилось облегчением.

— С удовольствием, моя королева! — усмехнувшись, вожак начал поднимать руку.

— ...всегда держит справедливость и неподкупность! — вещал между тем ничего не видящий и не слышащий Родгар, лицо которого стало красным, как сапоги, выпирающие губы еще пунцовее, а рука дрожала на рукояти меча. — Всегда защищает слабых и униженных, беззащитных и оскорбленных! Госпожа, я к вашим услугам, чтобы защитить вас от того, на кого вы укажете...

— Ну же, дорогой!..

— ...станет грязью на дороге, которая...

— Гхар, Керн, втопчите его в грязь! — едва сдерживаясь, воскликнул вожак, лицо которого было не менее окровавлено, чем Родгаровы губы.

Двое гноллей, зарычав, с радостью соскочили с коней и, не вынимая из ножен оружия, устремились вперед, расталкивая тех, кто не успевал отскочить сам, вместе с конями.

— Ах так! — диким голосом, полным не таенной радости, заорал Родгар, увидев это. — Предательство, бесчестье! — Меч его свистнул, очерчивая широкий полукруг. — Засвидетельствуйте, госпожа, сей бесчестный пес посылает против меня собак, вместо того чтобы выйти самому!

— Р-рар-р-р-р! — рявкнули гнолли, бросаясь вперед; в руках их молниеносно появились широкие, односторонне острые палаши.